Накал страстей - [18]

— Я не?.. Что? — Волосы на затылке зашевелились, но я не знала это было от того,

что его вопрос вводил в заблуждение, или просто мое подсознание предупреждало меня, что

я попала бы в ловушку. — Я чувствительный человек. Я забочусь о людях.

— Я не говорю о сочувствии к другим людям. Я говорю о твоих чувствах. — Он

бросил на меня взгляд, и следующие слова он сказал, словно говорил сам с собой. — Ты все

держишь под контролем, по-детски и сдерживаясь.

Приоткрыв рот, я указала пальцем на себя, мой голос сочился недоверием.

— Сдерживаюсь? По-детски?

— Пижама с Губкой Бобом?

— Ну и что? Что не так с Губкой Бобом? Он смешной.

— Ты не хочешь почувствовать себя сексуальной?

Теперь моя кожа зудела, горло сжалось в напряжении, я почти ничего не слышала,

поскольку кровь шумела в ушах. Мне пришлось сделать успокаивающий вздох, прежде чем я

смогла заговорить, потому что я была зла, сама не знала почему.

— Конечно.

Он медленно покачал головой, изучая меня.

— Я так не думаю.

— Почему? Потому что я не готова для тебя, чтобы... Чтобы... Ты положил свой рот

на мою личную зону?

— Видишь. Ты даже сказать это не можешь.

— Я могу сказать это. — Я скрестила руки на груди, горячая ванна внезапно

показалась слишком горячей.

— Тогда скажи это, Кэйтлин. — Он усмехнулся, что больше походило на оскал. —

Скажи эти слова. Скажи: "Трахни меня языком".

Глубоко вдохнув, я взглянула на него, его хищную улыбку, готовясь сказать эти

слова. Затаив дыхание. Стиснув зубы. Прищурившись.

— Ты не можешь сказать это, — прошептал он, выглядя при этом торжествующе и

печально — не за себя, из-за меня. Я понимала, что он пожалел меня.

42

Накал Страстей

Пенни Рейд

Я вздохнула, посмотрев в сторону, мой румянец теперь выглядел малиновым. К

гневу прибавилось еще и унижение, мой желудок бушевал от разочарования и тревоги.

Почему я не могла сказать это? Что, черт возьми, со мной? Я зажмурилась, закрыв лицо

руками. Я чувствовала, что вот-вот расплакалась бы, это было просто смешно.

Секунды прошли в относительной тишине, пока я пыталась прийти в себя. Но у меня

ничего не получалось. Я расплакалась.

Внезапно Мартин сказал:

— Лучше не делай этого.

— Чего? — огрызнулась я.

— Ты всегда закрываешь лицо, когда мы разговариваем.

Я скорее почувствовала, чем услышала, как он приблизился. Когда он положил руки

на мои запястья, я подпрыгнула, вздрогнула, хотя знала, что он преодолел барьер между

нами.

— Позволь мне посмотреть на тебя. — Его захват усилился, решительный, но

безболезненный, и он убрал мои руки в сторону.

Я плакала. Не сильные отвратительные рыдания, нет, не так. Обычно я плакала

молча, в подушку. Я редко плакала. Последний раз я плакала, когда умер мой кот в средней

школе. Моя мама добавила очередной пункт к нашей еженедельной повестке: "Новый кот

для Кэйтлин — Плюсы\Минусы".

— Зачем ты так? — Голос Мартина напугал меня, потому что был таким... нежным.

Я подняла на него слезящиеся глаза, мне пришлось прикусить губу, чтобы мой

подбородок перестал содрогаться. Его взгляд соответствовал его нежному тону. Он выглядел

немного обеспокоенным и любопытным.

— Ты боишься, когда на тебя смотрят?

Прочистив горло, я посмотрела через его плечо.

— Просто потому, что я не готова сделать следующий шаг в физической близости,

не значит, что я боюсь, чтобы на меня смотрели.

— Согласен, не значит. Но ты напугана, Кэйтлин. Каждая дискуссия с тобой

логична, все проанализировано и аргументировано. Ты чувствуешь влечение к чему-либо?

— Конечно.

— К чему?

— Я люблю родителей. — Я сказала это запинаясь, это было неубедительно. Не то

чтобы любовь к родителям неубедительна, но единственное, что я смогла придумать близкое

к влечению, была моя любовь к родителям.

43

Накал Страстей

Пенни Рейд

— Я не об этом говорил, и ты знаешь. — Я скрежетала зубами, не уверенная, что

сказать.

Повернувшись, Мартин приподнял меня с собой, усаживаясь на месте. Потянув меня

на себя, руками двигая по моему телу, он расположил меня так, как ему нравилось — лицом

к себе, так, чтобы я оседлала его бедра. И я позволила ему, потому что была потеряна. Этот

разговор вводил меня в заблуждение.

Влечение... было запутанным понятием для меня, ведь оно само по себе было

странной, запутанной вещью. Я упрекала себя, чувствуя себя неуклюжей и глупой, и да, по-

детски. Как влечение могло быть настолько чуждым? Я достаточно прочитала об этом в

книгах. Теоретически я знала, что оно в себя включает. Я чувствовала некое влечение к

книгам и гениальным культурам, песочному печенью и любимым группам. Кроме того,

однажды я чувствовала нечто близкое к влечению в музыке.

У нас с мамой был разговор, почему страсть к музыке — одновременно хорошо и

плохо.

Это было хорошо — иметь представление об искусстве. Искусство обогащало

общество.

Плохо было стать страстным, сосредоточить всю энергию на чем-то, когда я была

талантлива и в других областях, таланты, в которых нуждалось общество.