Наивный наблюдатель - [33]

— Послушай, что я делаю не так? — спросил Зимин, доверительно заглянув в глаза Грегору.

Грегор насторожился.

— Зачем тебе это знать?

— Ну, чтобы потом не повторять своих ошибок. Надо постоянно учиться, чтобы не попадать впросак.

— Смешной ты парень, Зимин. Ты думаешь, что у тебя когда-нибудь будет «потом»?

Он заржал. Самому Грегору шутка понравилась, чего нельзя было сказать о Зимине. Известно, что в подобных случаях по кодексу поведения было положено без лишних разговоров бить в морду, но это не входило в его планы. Зимину хотелось услышать историю жизни Грегора. То, что он трусливо спустил оскорбление, наверняка очень плохо сказалось на его авторитете, но тут уж ничего не поделаешь. Да и о каком авторитете вообще может идти речь? Занятие, которое Зимин выбрал для себя, делало его изгоем автоматически, без шансов на пересмотр, с другой стороны, это его вполне устраивало. Себя Зимин называл собирателем историй. Когда-нибудь он станет настоящим писателем. Но пока он всего лишь жалкий и презираемый всеми собиратель историй. Что, собственно, из этого следует? Да только одно: впредь ему следует при общении со «злюками» помнить о своем незавидном положении в общественной иерархии и стараться без надобности не нарываться на грубость. И, конечно, добиваться своей цели со всей доступной ему решительностью и наглостью, ничем при этом не брезгуя. Зимин даже разрешил себе при любом удобном случае обманывать и использовать «злюк» в личных интересах. Он несколько раз попробовал, и у него получилось. К своему удивлению, он обнаружил, что не испытывает ни малейшего угрызения совести.

— Свое ничтожество я признаю, — сказал Зимин тихо, стараясь, чтобы прозвучало это по возможности покорно и безнадежно. — Но ты, Грегор, сейчас говоришь со мной. Значит, находишь в разговорах со мной что-то интересное для себя. Наступил момент, когда я тебе пригодился. Для разговора. На большее я и не претендую. Так почему бы нам не поговорить?

— Я говорю с тобой только потому, что поблизости не оказалось никого более достойного.

— Что ж, можно и так сказать. Да, вот так получилось. И тут ничего не поделаешь. Тебе хочется поговорить все равно с кем, а мне хочется у тебя кое о чем спросить. Наши цели самым неожиданным образом совпали, не правда ли?

— Какие у тебя могут быть цели, «интелок»?

Грегор оскорбительно, как ему показалось, рассмеялся. Он использовал популярное в последнее время слово — «интелок». Насколько Зимин понял его энтомологию, оно возникло из механического соединения слов интеллект и телок. Так в Трущобах называли людей, у которых время от времени появлялось желание пользоваться своими мозгами по назначению, и которые по этой причине были такими же изгоями, как и Зимин. «Интелки» отличались от институтских, инстинктивно это отличие можно было уловить, но внятно сформулировать, в чем же оно состоит, было очень трудно. Зимину разбираться в этих тонкостях было скучно. Достаточно было помнить, что раньше он был институтским, а сейчас стал «интелком». Впрочем, у него не было выбора, потому что повстречать в восьмом квартале институтского было затруднительно. Это был не их мир. Не приживались они в Трущобах, а, может быть, прятались. Но, скорее всего, банально презирали местных обитателей. «Интелки» Зимину нравились больше.

— Поговори со мной, Грегор!

— А какая мне от этого польза?

Настало время смеяться Зимину.

— Ты говоришь, как какой-то торгаш. А я считал, что «злюкам» так себя вести позорно!

Грегор немедленно растерялся, губы его беспомощно зашевелились. Он не знал, что ответить. Этическая задача, которую он должен был мгновенно решить, оказалась для него слишком сложной.

— Ладно, поговорим, — произнес он после минутной паузы, но не потому, что принял такое решение, а только для того, чтобы скорее выйти из неприятного положения, в которое попал не по своей вине.

Зимин моментально уселся рядом с ним и, не мигая, уставился на предполагаемого собеседника. Не каждый «злюка» был способен выдержать такой взгляд. Лучшего способа начать разговор он пока еще не придумал.

Прошло совсем немного времени, Грегор смутился и начал свой рассказ:

— Подошли ко мне вчера на перекрестке двое: по виду фраера невоспитанные. Нос задирают высоко, но правил не знают, не из наших… Мне даже показалось, что они не слышали никогда про нас, про «злюк». Ерунда, конечно, всем известно, что мы в восьмом квартале хозяева. А эти не знали или делали вид, что не знают. Наглые такие. Будто они птицы небесные, а я — муравей. Понимаешь? Смотреть на них было противно.

Зимин едва заметно улыбнулся, он знал, что улыбка подбодрит Грегора, но тот уже и сам не мог остановиться. Видимо, незнакомцы и в самом деле произвели на него очень сильное впечатление.

Далее последовал обстоятельный рассказ, полный ярких описаний, доступных пониманию лишь жителям восьмого квартала. Грегор привык использовать для рассказов о своей нелегкой жизни не только местный сленг, как правило, малопонятный даже для обитателей соседних кварталов, но и особые жесты, с помощью которых «злюки» научились заменять фразы и целые смысловые блоки, встречающиеся в длинных разговорах. Например, указательный палец, приставленный к правой щеке, «злюки» использовали, как крайне обидное и язвительное замечание. А иногда, правда, не очень часто, как грязное ругательство: «Слушай, ты, потомок плешивой обезьяны, пользующейся для чтения очками, прищемившей хвост от страха перед неизбежным и справедливым наказанием, даю тебе последний шанс убраться с нашей территории по добру по здорову и навсегда покинуть восьмой квартал. В противном случае, ты, гад, заливаясь горькими слезами, вспомнишь про свой недооторванный хвост, потому что я прямо сейчас закончу начатое дело и со сладострастием отделю его от твоего никчемного тельца, постаравшись сделать это болезненно и оскорбительно».