Наитие - [17]

Чемберс вопросительно вздернул бровь.

— Да-да, — продолжал Монк, — марсиане на закате дней закончили разработку удивительно надежного метода временного прекращения жизнедеятельности. Использовали они принципы, похищенные с пятой планеты, или нет, трудно сказать. Впрочем, это не имеет значения. Они погрузили некоторое количество своих соплеменников в состояние глубокого сна. Сколько — я не знаю. Цифры имеются, но пока я не могу их прочесть. Так или иначе, спящих было множество. Их распределили по всей Солнечной системе. Кого-то отвезли на астероиды, кого-то — на Землю, есть упоминание и об юпитерианских лунах. И даже о Плутоне. Тщательно спрятав сородичей, остатки расы отправились домой — умирать. Почему они так поступили? На этот вопрос у меня пока нет ответа. Символ, который, видимо, все объясняет, пока расшифровать не удалось.

Чемберс кивнул.

— Вам придется искать ключ к разгадке не только этого символа. В вашем переводе пока еще полно пробелов и многоточий.

— Я работал по наитию, — пожал плечами Монк. — И в какой-то момент остановился на предположении, что марсиане рассчитывали таким образом сохранить расу. Очень логично. Отчаяние порой толкает на самые безрассудные поступки. Но пока есть жизнь, есть надежда. Надо только суметь продержаться достаточно долго — и тогда что-нибудь обязательно произойдет. Понимаете, это как прыжок в неизвестность.

Но теперь я точно знаю, что ошибался. Теперь мне совершенно ясно, что марсианами руководило желание отомстить. Такой вывод увязывается с другими известными нам данными. Вероятно, астериты действительно уничтожили марсиан, и те, сознавая, что проигрывают битву, приняли решение оставить карательный отряд. Раса погибла, но карательный отряд спал в ожидании отдаленного дня, уповая на один шанс из миллиона. Ганнибалу этот шанс выпал. И сейчас он по мере сил выполняет возложенную на него миссию: расправляется с астеритами в Санктуарии. Это последний мужественный жест расы, которая вот уже миллион лет как мертва.

— Но есть и другие! — воскликнул Чемберс. — Есть…

— Не стоит обольщаться, — предостерег Монк. — Постарайтесь рассуждать здраво. Ганнибал оправдал надежды соплеменников. Исходя из элементарной логики уже одно только это можно считать настоящим чудом. Другие же…

— Я не обольщаюсь, — возразил Чемберс. — Во всяком случае не на свой счет. У нас есть работа, и мы обязаны выполнить ее как можно лучше. Наш долг — защитить человечество, не позволить ему попасть под влияние чуждой философии. Люди должны оставаться людьми.

Мировоззрение астеритов на первый взгляд красиво, признаю. Что таится под внешней его оболочкой, нам, разумеется, знать не дано. Но если даже допустить, что оно таково, каким кажется, и ничего более, для людей оно все равно неприемлемо, ибо не имеет ничего общего с той философией жизни, которая позволила человечеству совершить головокружительный взлет по эволюционной лестнице и которая будет возносить землян все выше и выше, если, конечно, они станут и дальше ее придерживаться. Внедренная в сознание людей сущность астеритов сотрет все жесткие эмоции, а эти жесткие эмоции нужны нам для того, чтобы продолжить бесконечное восхождение. Нам непозволительно вечно валяться на солнышке, мы не можем стоять на месте и пока даже не имеем права хоть на секундочку отойти в сторону и полюбоваться результатами собственных деяний.

Углубленная концепция покоя непригодна для человеческой расы и никогда не была для нее приемлемой. Соперничество — вот что всегда толкало нас вперед, придавало сил: стремление обогнать товарища, жажда славы, желание выпятить грудь и заявить: «Это сделал я», удовлетворение от взваленной на себя и отлично выполненной тяжелой работы…

Весенний ветерок мягко задувал в окно. Пела птица, приглушенно тикали часы.

В черноте перед мчащимся звездолетом маячили лица. Они неслись вихрем. Самые разные. Старики и дети. Хорошо одетые горожане и бродяги в рваном рубище. И женщины. Женщины с развевающимися волосами и бегущими по щекам ручейками слез. Все кричали, в ярости воздевая скрюченные руки.

Протестующие лица. Умоляющие лица. Проклинающие и поносящие лица.

Харрисон Кемп медленно провел рукой по глазам. Лица пропали. Только космос плотоядно косился на одинокого странника.

Видение пропало, но вопли, несущиеся из множества ртов, прочно застряли в измотанном сознании.

«Что ты наделал?! — кричали они, — Ты отнял у нас Санктуарий!»

Санктуарий! Опора человечества. Последняя надежда. Гарантия исцеления. Убежище от эпидемии безумия, охватившей все планеты. То, что воспринималось едва ли не как божественный дар. Рука помощи, протянутая во тьме. То, что просто было, было всегда, — неизменно сияющий свет в бурном мире, всеобщее утешение. Соломинка для утопающего.

А теперь?

Кемпа передернуло.

Одно его слово — и вся эта структура рухнет. Один легкий толчок — и она кувырком полетит в тартарары. Одним взмахом Кемп лишит людей веры и всех гарантий. Одним дуновением он свалит Санктуарий, рассыпав его, будто карточный домик. А ради чего?

Пускай для него Санктуарий потерян навсегда. Увиденное сегодня не заставит его вернуться туда ни при каких обстоятельствах. Но остальные — те, кто все еще не утратил надежду? Не лучше ли оставить им веру? Даже если она ведет по опасному пути. Даже если она не более чем ловушка.