. Одни, ссылаясь на иудейские черты его красивого лица, считали его «Вечным жидом»; другие заявляли, что он является отпрыском арабской княжны, а его отец саламандра; в то время как третьи, более рассудительные, утверждали, что он сын португальского еврея, поселившегося в Бордо. Его жульническая карьера началась в Германии, где он с большой выгодой для себя торговал эликсиром вечной молодости. Порцию сего снадобья приобрел маршал де БельИль, который был так очарован умом, образованностью и хорошими манерами шарлатана и настолько убежден в справедливости его абсурднейших притязаний, что убедил его поселиться в Париже. Под покровительством маршала он стал посещать столичные светские рауты. Все восхищались таинственным незнакомцем, которому в соответствии с одной из гипотез относительно даты его рождения было около семидесяти лет, и который при этом выглядел максимум на сорок пять. Его непринужденная самоуверенность вводила большинство людей в заблуждение. Его претензия на мафусаилов век была естественным поводом для каверзных вопросов о внешности, жизни и кулуарных беседах великих людей прошлого, но у него на все был готов ответ. Многие, кто задавал ему вопросы, чтобы поймать его на неточности и осмеять, были обескуражены его присутствием духа, его быстрыми ответами и поразительной исторической достоверностью сообщаемых сведений. Для придания своей персоне еще большей таинственности он скрывал от всех источник своих доходов. Он одевался с отменным вкусом, щеголял бриллиантами на шляпе, на пальцах и в пряжках на обуви, и иногда делал в высшей степени дорогие подарки придворным дамам. Многие подозревали, что граф шпион на службе у английского кабинета министров, но не было ни малейших доказательств в поддержку этого обвинения. Король относился к нему с явной благосклонностью, часто часами совещался с ним наедине и никому не дозволял говорить о нем пренебрежительно. Вольтер постоянно высмеивал его. В одном из писем к королю Пруссии
[183] он называет его «un comte pour rire»
[184] и утверждает, что тот приписывал себе участие в обеде отцов церкви во время Трентского собора!
[185] В
«Мемуарах мадам дю Оссе», камеристки маркизы дю Помпадур фаворитки Людовика XV, есть несколько забавных рассказов об этом человеке. Прибыв в Париж, он очень скоро получил
entree[186] в гардеробную маркизы привилегию, которой удостаивались лишь самые влиятельные пэры при дворе ее возлюбленного. Маркиза любила беседовать с ним, и в ее присутствии он считал подобающим весьма существенно умерять свои претензии, но часто позволял ей верить, что ему как минимум двести-триста лет. «Однажды, пишет мадам дю Оссе, маркиза в моем присутствии спросила его: «Как выглядел Франциск I? Он был королем, который мне бы, наверное, понравился.» «Он и впрямь был весьма обаятелен», ответствовал Сен-Жермен и принялся описывать его лицо и внешность, словно говорил о человеке, которого когда-то хорошо разглядел. Жаль, что он был слишком горяч. Я мог бы дать ему хороший совет, который уберег бы его от всех несчастий, но он бы ему не последовал, ибо монархов, похоже, преследует злой рок, делающий их глухими к советам мудрецов.» «Блистал ли его двор великолепием?» поинтересовалась маркиза дю Помпадур. «О, да, ответил граф, но дворы его внуков были еще роскошнее. Во времена Марии Стюарт и Маргариты Валуа это был райский уголок храм наслаждений любого рода.» «Вы словно видели все это сами», сказала маркиза, смеясь. «У меня превосходная память, ответил он, и я очень внимательно прочел историю Франции. Я порой нахожу удовольствие в том, что не утверждая прямо, что жил в стародавние времена, позволяю людям в это верить.» «Вы скрываете от нас свой возраст, сказала ему маркиза дю Помпадур в другой раз, но все же утверждаете, что вы очень старый. Графиня де Герги, которая, кажется, была женой посла в Вене около пятидесяти лет тому назад, говорит, что видела вас там, и вы выглядели так же, как сейчас.» «Это правда, мадам, ответил Сен-Жермен. Я знал мадам де Герги много лет тому назад.» «Но если то, что она говорит правда, то вам, должно быть, более ста лет?» «Это невозможно, ответил он, смеясь. — Сия добрая мадам, скорее всего, впала в старческий маразм.»
«Вы дали ей эликсир, принесший удивительные результаты: она говорит, что в течение длительного времени она выглядела не старше восьмидесяти четырех лет возраста, в коем она его приняла. Почему вы не даете его королю?» «Ах, мадам! воскликнул он. Врачи подвергли бы меня колесованию, вздумай я дать его величеству какое-либо снадобье.»
Когда общество начинает верить в необычайные подробности чьей-либо жизни, нельзя сказать, насколько далеко зайдет его безрассудство. Однажды встав на эту стезю, люди соревнуются друг с другом в легковерии. В то время в Париже не утихали разговоры об удивительных похождениях графа де Сен-Жермена, и группа шаловливых молодых людей подвергла людскую доверчивость следующему испытанию. Они посетили несколько домов на улице Маре в сопровождении одетого как граф де Сен-Жермен искусного подражателя, вхожего в светское общество в силу своей популярности. Он превосходно имитировал мимику, жесты и речь графа, и его аудитория, разинув рты, доверчиво внимала любым изрекаемым им нелепостям. Ни одна выдумка не была слишком абсурдной для их всепоглощающего легковерия. Он исключительно фамильярно отзывался об Иисусе Христе; он, в частности, говорил, что ужинал с ним на свадьбе в Галилее
