Нахальное минирование - [22]

— Ну, поехали – сказал Еськов Лиховиду. И они действительно поехали. Те, кто столпились на броне танка, таращились в темноту и в них боролись всего два оставшихся чувства – страх и усталость. Страх, что уснут и свалятся спящими с брони танка, прямо под лязгающие гусеницы. А усталость навалилась сразу, как только поняли, что на сегодня – все. Пока – отвоевались.

Изношенный мотор тянул с подвываниями, словно жаловался, что устал тоже невыносимо. Головы у десанта мотались, в глаза словно насыпали песка. Даже чувство отчаянного голода давно притупилось и ушло куда-то, осталась одна усталость.

Была бы их воля, плюнули бы на все, спрыгнули б с брони и улеглись прямо на обочине, под ближайшим кустом. И никто бы не смог поднять на ноги, ни грозная команда лейтенанта, ни даже рев вражеских моторов, ни разрывы снарядов. Спали бы и спали, провалившись в тяжелое забытье, как в омут.

Не хотелось думать ни о чем, пережитый недавно страх перед смертью, азарт боя остались где-то на периферии сознания. Но спать нельзя. Надо доехать до места, там можно будет отдохнуть. Потом будут новые команды, но главное – не упасть сейчас – надо доехать к своим.

Они прибыли к своим и сразу получили приказ на выдвижение. Немцы нащупали слабое место в соседней дивизии, там люди запаниковали, побежали и теперь фронт опять прорван и трещит по швам. И единственное, что могло быстро среагировать – это танковые части, на них вся надежда оставалась.

Капитан Николаев, сапер

Голова была чугунной и кружилась в какой-то мути темной, тело не свое и еще подташнивало. С трудом припомнил какие-то куски из последнего дня. Сразу еще больше ослабел. Странное было ощущение – словно он плывет по морю, вроде как покачивало даже. И звук какой-то очень знакомый. Но уставший до предела организм, с трудом удерживая еле-еле тлеющий огонек жизни, не мог тратить скудные силы еще и на понимание всего окружающего. Не до того было. Даже разлепить глаза не получилось.

— А ведь я жив! — робко порадовался капитан и опять провалился в темную кружащуюся муть.

Сколько времени прошло, когда снова пришел в себя – ни за что бы не угадал. Лютая слабость. Только и беспокоит, что громкий голос рядом, даже знакомый чуточку. О чем говорят – понять не мог, слушал звуки без смысла, словно кошка домашняя. Не понимал – а слушал. И тихо радовался про себя – что все-таки – живой. Живой!

Рядом кто-то довольно громко и назидательно поучал кого-то.

— Сестричка мало того что дура, потому что баба. Она еще и умная, потому что понимает, что она дура, а значит действовать должна не думая, а по инструкции. Остановила первые попавшиеся части и затребовала транспорт для раненых. Все по инструкции и в полномочиях. И таким образом спихнула с себя проблему. На лейтенанта.

Теперь если у нее на руках сдохнет цельный капитан рабоче-крестьянской непобедимой и легендарной-то виновата в этом будет не безымянная медюшка, а конкретный лейтенант-танкист, не выделивший транспорт. Это если, конечно, медсестричка вообще уцелеет и кому-то в принципе будет дело до нее и какого-то там саперного капитана – но об этом она не думает, ибо дура, потому что баба, это нормально.

Говорящий с каким-то странным сипом перевел дух и продолжил:

— А далее – уже ломает лейта – как быть, что делать, как один чехол на десять танков натянуть? И пофиг – как ни натягивай, при нужде все одно останется виноват он, и эта сучка все на него свалила и не отвертишься.

— Чушь ты говоришь! Такого не могло быть. Да и капитан этот… — возразил кто-то другой, нудным бухгалтерским голосом.

— Ну, а капитан все спасает сам, разрулив. Теперь во всем виноват будет он – но он помрет, и все остальные отделаются легким испугом или дыркой в башке если немцы догонят – уверенно возразил громкий.

— Нелогично!

— Да все правильно и логично, я б на месте бабы тоже спихнул ответственность на кого угодно, ибо нефиг – уперся обладатель командного голоса.

— А я говорю – чушь несешь. Заливаешь, как дворник – каток! Вся брехня в том, что у лейтенанта нет "ТРАНСПОРТА", как ты тут дудишь! Танки – боевые, учебно-боевые, но никак не транспортные машины. Нюанс: для чужих. Для своих: если обстановка позволяет, то СВОИХ раненых повезем и на танках и то после боя – тем же дотошным голосом возразил второй собеседник.

— А вот с этим пусть потом трибунал разбирается. То, что у него нет транспорта – в РККА никак не является оправданием, почему он его не выделил. "Хоть роди!" – слыхал такое, а?

— Слыхал – уперся зануда – Но обсуждаются-то действия санинструктора?

— А ей вообще пофиг. Она прокукарекала – а дальше у лейтенанта хоть не рассветай.

И в тыл лейтенант едет, на фронт, на танках, на телегах или на боевых слонах – ей, санинструктору – глубоко поровну. "Я потребовала у встреченных танкистов, чтобы они выделили мне транспорт для раненых, но они отказали, заявив, что транспорта у них нет, и уехали" – так она примерно в особотделе по поводу гибели или пленения капитана РККА и написала бы есличо – уверенно припечатал громкий голос.

— Джанатанусра какая-то – безнадежно вздохнул тот, что занудный.

— Неприличными словами не выражаться! С чего началось-то, а? Началось с того что мол – чего девка дура решила остановить танкистов? — напористо напомнил знакомый вроде голос.