Нахалки - [37]

Но даже по этим меркам одноклассницы считали, что Маккарти – сноб. Вспоминая Маккарти, они говорили, какая она умная – и тут же припечатывали клеймом сноба. «Ничто так не подрывало уверенности в себе, как попасть на первом курсе на занятия по английскому с Мэри Маккарти», – цитируется высказывание однокурсницы в позднейшей биографии. «Я ею восхищалась и ее робела, – говорит другая. – Растоптать чужое самолюбие ей ничего не стоило. Не надо было для этого грубых слов – хватало ее ауры превосходства».

Соблазнительно было бы списать эти горькие воспоминания на зависть к успеху Маккарти – но она сама заметила, что не вписывается в этот коллектив. «Колледж как колледж, получше [Вашингтонского университета], – писала она в письме, адресованном Тед Розенберг. – Но слишком много умных бесед, слишком много ярлыков, слишком много ложной мудрости».

Неожиданный комментарий для женщины, которая стала известна своим пристрастием к «умным беседам». Может быть, проблема эта чем-то обязана жесткой социальной иерархии северо-востока. Соблазнительно было бы развести сантименты насчет женщин высшего общественного класса тридцатых, защищенных от Великой депрессии, заточенных в основном под брак, а не под профессию. Но это будет недооценка роли социальной конкуренции между женщинами. Студентки Вассара эпохи Маккарти были народом сообразительным, они слышали камертон социальных перемен, и, если возникала возможность продвинуться вверх, два раза их звать не приходилось. Эти девушки происходили из различных семей – богатых и буржуазных. Некоторым пришлось пережить падение социального статуса в Депрессию, когда разорились их отцы. Маккарти приехала с запада, строгой школы поведения в северо-восточном обществе не проходила и была обречена на трения с товарками. С преподавателями отношения складывались лучше. Были две женщины – мисс Китчел и мисс Сандисон, – о которых она говорит с интонациями, напоминающими о «задушевных друзьях» Энн из Зеленых Крыш [18]. Именно им, а не сверстницам, посвятила она свои воспоминания.

Эти преподавательницы принимали куда большее участие в ее интеллектуальных и литературных переживаниях, чем человек, с которым она продолжала встречаться – все тот же Джонсруд, постоянно возникавший во время ее учебы в Вассаре. Они как-то летом прожили вместе целый месяц – и это был ужас. Все время ее студенчества они сходились, расходились и сходились снова. Любовные интриги Маккарти в этом смысле были такие же, как у Паркер: мужчина держался где-то на втором плане.

Что действительно осталось в жизни Маккарти от учебы в Вассаре – эффект от первой в ее жизни ассоциации с одним «маленьким журналом». Она и еще несколько литературных девушек, в том числе поэтесса Элизабет Бишоп, организовали журнал. Его задумали с названием Battleaxe, но в конце концов он получил имя Con Spirito. Для него Маккарти написала первую свою книжную рецензию, в которой сравнила «Прекрасный новый мир» Олдоса Хаксли с забытым ныне романом «Общественные лица» Гарольда Николсона – не в пользу первого. По дороге она остановилась пнуть модернистов:

Рушились один за другим литературные полубоги двадцатых… Вирджиния Вулф пыталась скрыть возникающую слабость мысли, которой суждено было позже проявиться в полный рост в простенькой «миленькой» женственности второго выпуска Ordinary Magazine, в имитации обостренных чувств и в «экспериментах с новой формой».

Потом Маккарти говорила, что в этой дебютной работе выразилось «характерное для нее своенравие». Все же она настолько этой работой гордилась, что взяла ее с собой в Нью-Йорк еще до выпуска. С нею в руках она и вошла к тогдашнему литературному редактору New Republic Малкольму Коули.

Этот Коули был писателем-неудачником: жил в Париже в двадцатых вместе с Хемингуэем и всей компанией, но тот прорыв, который они совершили, у него не получился. Поняв, что писательством ему не прокормиться, он ушел в редактуру, и вторую половину своей профессиональной жизни протоколировал чужой успех.

Маккарти его не впечатлила, и он ей сказал, что рецензию ей закажет, лишь если она гений – или если ей жрать нечего.

«Жрать мне есть чего», – быстро ответила я. Что я не гений, я знала, а предположением, что буду выхватывать хлеб из чужого рта, я тоже польщена не была.

Коули слегка отступил от своих слов, но именно слегка. Маккарти получила несколько заказов на очень короткие рецензии, но наконец ей были даны в работу забытые ныне журналистские мемуары «Я ходила в шахтерский колледж». Эта вещь, написанная выпускницей Смит-колледжа, которая провела два года инкогнито в шахтерском городке Пенсильвании, пришлась по нраву американской коммунистической партии. Коули своих коммунистических взглядов не скрывал, и его раздел называли «рупором компартии», так что Маккарти поняла: в рамках ее должностных обязанностей книга должна ей понравиться, и в рецензии это следует отразить. «В первый и в последний раз я писала по заказу», – вспоминала Маккарти.

Но Коули, когда она сдала рецензию, решил ее проучить. Считая, что Маккарти схалтурила, он заказал рецензию другому автору – ткнуть ее носом в ее же ошибки. «Эта книга – не только не портрет эпохи, ее вообще нельзя назвать беспристрастной или хотя бы человечной», – писал этот второй рецензент – кинокритик того же журнала. После этого Маккарти несколько лет не появлялась на страницах