Награда для генерала - [2]

Положив газету на стол, я успела зацепить взглядом заголовок: «Варнайский Магистрат грозит Ниланду войной». Вздохнула. Варнайский Магистрат всем грозил войной. Ему уже подчинились все территории на востоке вплоть до Красной Пустыни, и теперь его взгляд обратился на запад.

– Так они и до нас доберутся, – пробормотала я, возвращаясь вниз.

На самом деле я не думала, что это произойдет. Оринград – свободный город, окруженный с трех сторон очень сильными, но достаточно дружелюбными соседями. Нам позволяли сохранять независимость и сложившиеся веками традиции, а мы радостно торговали со всеми и давали Сиранской Республике, не имевшей собственного выхода к морю, без платы пользоваться портом. Сираны в свою очередь служили нам щитом, в том числе держали в порту военный флот, закрывая собой как с моря, так и с суши.

Мысли о возможности завоевания моментально вылетели у меня из головы, стоило оказаться внизу: первые покупатели уже толпились у витрин, облизываясь на свежую шоколадную выпечку.

День шел своим чередом. Первая волна клиентов – прислуга из богатых домов поблизости. Даже те, что содержали штат поваров, предпочитали к завтраку испеченные мной шоколадные кексы с жидким центром, если только хоть раз попробовали их. Вторая волна – спешащие на работу конторские служащие. Они брали печенье и иногда – конфеты, которыми всегда были уставлены витрины шоколадницы. Третьими подтягивались любители прогуляться с утра по набережной, а потом зайти погреться и выпить чашку горячего шоколада. В основном это были немолодые женщины, которым брак обеспечил достойную старость, или редкие пожилые пары, сумевшие сохранить желание общаться и проводить вместе время. Потом наступало относительное затишье, позволявшее мне разогреть отцу обед.

Во второй половине дня моими клиентами становились в основном дети и их сопровождающие: у кого родители, у кого бабушки с дедушками, у кого гувернантки и няни. Ближе к шести вечера, когда заканчивалась последняя волна школьников, я обычно закрывала кафе, потому что держать его открытым по вечерам не имело смысла. Вечером спроса на шоколад почти не было, разве что в выходные и то не всегда.

По вечерам в городе пользовались спросом другие заведения. Я радовалась тому, что в свое время родители открыли не обычное кафе с едой и выпивкой. В шоколадницу, где и помещалось-то всего пять крохотных столиков, порой заглядывали дети с папашами, которые были не прочь «облапать» взглядом любую молодую девицу. Но я точно знала, что никто не схватит меня за задницу и не заставит сесть себе на колени, как случалось в других местах. Это меня больше чем устраивало.

Лишь иногда я оставляла шоколадницу открытой чуть ли не до девяти часов. Когда требовалось пополнить запасы шоколадных конфет, например. Свежую выпечку я готовила каждый день, а конфеты – два-три раза в неделю, не чаще. Обычно перед выходными и сразу после них. Иногда, когда торговля внезапно шла очень хорошо, приходилось пополнять запасы посреди недели, чтобы витрины не стояли пустыми.

Порой я задерживалась внизу, оставляя свет включенным, а дверь открытой, просто потому, что не хотела подниматься наверх. Предпочитала протирать столы, мыть полы и наводить порядок на полках здесь, внизу, а не в квартире. По вечерам отец спускался ко мне редко, и я могла работать в своем темпе, а то и просто сидеть, почитывая книгу. Наверху мне посидеть не давали, потому что всегда находилось какое-то дело. Отец не терпел лености, по крайней мере, не терпел он ее во мне. И всегда находил повод для упрека.

Поэтому раз или два в месяц, накрыв ему ужин, я сбегала вниз под предлогом уборки, ревизии или готовки впрок. Сегодня делать конфеты не требовалось, но предсказание ветра не давало покоя, а за весь день так ничего примечательного и не случилось. Поэтому я не торопилась закрываться, предпочитая наводить порядок в витринах, расставляя нехитрый, но богатый ассортимент более соблазнительно, протирать столы и подготавливать ингредиенты, чтобы утром было проще.

Я ждала. Ждала чего-то важного, одновременно предвкушая и молча ругая себя за глупую доверчивость. В моей жизни за двадцать три года не случилось ничего по-настоящему хорошего. Стоило ли надеяться, что на этот раз будет иначе? Но что-то внутри все равно заставляло ждать чуда, несмотря ни на что. Как я ждала уже восемь долгих лет.

Впервые ветер нашептал мне предсказание, когда не стало мамы.

«Твоя судьба войдет после заката. Холодный огонь и обжигающий лед. Только ты сможешь дать ему то, что он по-настоящему хочет. Он уйдет, но после вернется, чтобы забрать тебя с собой. Навсегда».

Ветер шептал обещание, когда я сидела на резко обрывающемся вниз берегу, смотрела на порт и глотала слезы, зная, что навсегда осталась одна. Тянуло сигануть вниз, разбиться о камни и пойти вслед за мамой – единственной, кто меня любил. Лишь слова ветра удержали меня тогда. Обещание другой любви – так я тогда решила. Восемь лет я ждала исполнения обещания и сегодня, снова услышав шепот ветра, решила, что ожидание почти закончилось. Решила так не в первый раз и, наверное, не в последний.