Нагорная проповедь - [60]

Но это вовсе не исполнение нравственных требований, не следование твердым религиозным заповедям в повседневной жизни. Это созидательная энергия жизненной мощи Вселенной, которая беспрерывно побуждает человечество к совершенству, чтобы мы везде и во всем проявляли и претворяли в жизнь правду человека, в каждом повседневном требовании к нам видели возможность решения проблемы бытия и добивались небывалого развития ростков становления, таящихся во всех жизненных обстоятельствах. Где нас к этому влечет, там мы слышим живой призыв Отца, исполняя Его уроки и не упуская ни единой возможности, даваемой нам каждым мгновением, чтобы стать созидательным инструментом Бога, самим добиваться воплощения нового порядка вещей, который хотел нам принести Иисус.

Переживание, рождаемое в нас голосом Отца, становится источником страстного желания, заполняющего все клеточки нашего существа: да будет воля Твоя! По мере ощущения, понимания и осуществления воли Божьей в ее живой актуальности люди и их жизнь обретают новое устроение, присущее Царству Божьему, и Отец все полнее открывается нам в своей чистоте и безгрешности. Такова взаимосвязь этих трех просьб. Они выражают духовную жажду, переполняющую нас, когда мы взираем на Отца, и являются прямым выражением чувств, которые рождают в человеке его обновление в Боге.

Хлеб наш насущный дай нам на сей день

Предыдущая просьба возникла под влиянием непомерного числа разнообразнейших требований, ежедневно предъявляемых нам жизнью, – так Бог говорит с нами на Своем языке. В просьбе о хлебе насущном содержится то необходимое условие, без которого нам с этими требованиями не справиться. Ведь человек живет благодаря тому, что Отец проявляет Свою жизнь и волю, живет «словом Божьим», которое мы каждое мгновение переживаем в себе, однако исключительно в рамках отведенных нам условий существования в материальном мире. И все они заключены в просьбе о хлебе насущном, хотя подробно в ней не излагаются.

Это бесхитростная детская просьба, в ней нет ни душевного смятения, вызванного страхами, заботами, страстями, ни возмущения нуждами и бедами. Отец сам знает наши нужды, прежде чем мы попросим Его. Отец верит, что мы видим и исполняем Его волю, а мы в ответ верим, что получим от Него необходимое нам. Зачем об этом подробно говорить, достаточно намекнуть, ведь мы хотим выразить Ему свое доверие. Краткость просьбы – доказательство нашего доверия. В длинном и назойливом изложении нужд скрыто недоверие, более того, оно противоречит нашей просьбе «Да будет воля Твоя!» А так она означает только это: что нам необходимо для жизни, решай Сам, ведь Ты лучше всех знаешь это.

И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим

Наш взгляд вновь возвращается к предназначению становления детей Божьих. И ощущение, насколько мы далеки от его исполнения, прозвучавшее еще в трех первых просьбах и вызвавшее в нас тоску, перерастает в мучительный стыд за самих себя. И мы вновь обращаемся к Отцу: прости нас, не воззри на это, пусть не станет препятствием оно на Твоем пути к нам и ко всему сущему.

Судя по всему, речь здесь идет об «обязанностях» детей Божьих. Высокое звание обязывает. Обязывает помогать людям воспринимать Отца в истинном и неизменном Его образе; обязывает быть образцом человеческого естества и каждым движением жизни творить Его волю. У тех, кто уже пришел к Отцу, эта обязанность живет в сознании, пронизывает все их существо. Отсюда и чувство глубокого стыда за то, что мы так далеки всего этого. И тогда мы с мольбой обращаемся к Отцу: прости нас, не исполняющих Твою волю и виновных за это перед самими собой, перед ближними и перед жизнью. Прости, что уклоняемся от исконных требований, предъявляемым нам первозданным естеством. Будь милосерден к нам – отсталым, слабым, незрелым, половинчатым и ленивым, все еще пребывающим в старом естестве и подчиняющимся ему. Но принимай в расчет то, насколько и мы снисходительны к своим ближним, не исполняющим своего долга перед нами.

В этой просьбе речь вовсе не о том, что наша связь с Отцом нарушена и ее нужно восстановить. Здесь скорее звучит детская доверчивость к Нему и ощущение полной близости. Иначе она прозвучала бы еще в начале «Отче наш», а не почти в конце молитвы. По-другому и нельзя. Страстное желание, высказанное в первых трех просьбах, только подтверждает нашу живейшую связь с Отцом. Ведь в них слышится пульс Его пробивающейся к нам жизни, их освещает жар Божественной милости, они исполнены Его духа. Они ясны в своей сокровенности, и это видит лишь тот, в чьем взоре отражается Отец.

Стало быть, эта просьба вовсе не догматическая отправная точка для оживления абстрактного понятия «грех». Непосредственно выраженная в ней детская доверчивость стыдится своей ограниченности и неполноты, но, будучи изначальной по своей сути, большого значения этому не придает. И потому тотчас переходит к обстоятельствам, делающих нас виновными, и просит о помощи в наивной уверенности, что Отец совершенно не злопамятен и в помощи не откажет:

И не введи нас в искушение

Это значит, не дозволяй ничему искушать нас, а это может быть все что угодно. Даже те самые события и вердикты жизни, в которых мы слышим слово и волю Отца нашего, чтобы повсюду открывать Его людям, проявлять новый строй нашей души и каждым своим поступком, каждым своим действием воплощать Его замыслы, – даже все эти впечатления и жизненные испытания зачаровывают нас. Они отвлекают от нашего предназначения, которое требует осмысливать события и вердикты жизни, судить о них, руководствуясь исключительно изначальным чувством. Все это может легко сделать нас на редкость пристрастными и робкими, вызвав страх, тревогу, разочарование, грусть или пробудить в нас страсти и непомерные запросы, нарушить ясность мысли, понятливости, парализовать нашу энергию, подчинить произволу всего противоестественного и бессмысленного.