Нагорная проповедь - [58]

И когда нас, представших перед Его взором, охватит невыразимый детский восторг, мы совершенно забудем о Его величии, и нахлынувшее блаженство само собой сольется с нашим духовным томлением.

Да святится имя Твое

Имя Бога выражает, раскрывает Его сущность. Именно так об этом говорится в Ветхом Завете. Стало быть, «имя Твое» здесь означает: Ты – первоисточник всей жизни и Отец всякого первозданного естества. И мы молимся о том, чтобы имя Бога было свято во всем Его невыразимом величии, дарующем нам блаженство!

Выражение «да святится», конечно же, не означает обособления от всего мирского, обычного, слишком человеческого. В нем нет поклонения и религиозного торжества; робости и благоговения; желания уберечься от непочтительного отношения к Богу и употребления Его имени всуе. Имя Бога свято, и всякий, в ком оно не вызывает радостного, торжественного настроения, останется глух к тому откровению, которое оно собой выражает. Да оно, в конце концов, и не нуждается в освящении. Нет, Иисус подразумевает нечто иное, нежели обращение с именем Его как со святыней. Он выражает здесь высшее богослужебное уважение к имени иудейского Бога, настолько глубокое, что даже не отваживается произнести его вслух: Он ведь открыл Его Своим обликом и делами, Он был подлинным инструментом Его власти. Иисус свято чтил имя Бога, которого Он возвещал.

«Да святится» – это значит, что мы прославляем имя Его, каждой частичкой своего существа и каждым движением своей души все более оживляем Его образ в себе. И когда мы молим «да святится имя Твое», мы просим, чтобы Он, Отец наш небесный, везде и повсюду являл Себя нам во всей Своей чистоте и полноте. Это и есть то стремление к Нему, что воспламеняет нашу душу, когда мы ощущаем себя Его детьми и осознаем, что Он значит для нас. Это желание, этот порыв должны быть преисполнены той любовью в нашем сердце, которую Он нам заповедал.

И когда мы представляем себе, как Он постоянно открывается нам в природе и истории, свидетельствует о Себе в жизни людей, как Он явился среди нас в облике Христа, дабы помочь нам, Своим детям, но при этом вдруг осознаем, что люди остаются глухи к этому в своей жизни, наше сердце вскипает, и мы восклицаем: «Да святится имя Твое!».

И тогда христианская община, с ее организованным по церковным законам прославлением святости имени Божьего на иудейский манер, представляется бесконечным надругательством над этим именем, постоянным сокрытием его сути! Как Его исповедующие, сами того не подозревая, втаптывают это имя в прах собственного убожества! Не является ли то, что творят с Его именем и от Его имени, непрекращающимся насилием произвола нечистых страстей над Богом? Неужели сегодня для христиан ничего не значат слова апостола Павла: «Ибо ради вас, как написано, имя Божие хулится у язычников» (Рим 2:24)? Разве не живут по сути во мраке атеистической жизни как сторонники, так и противники Бога, несмотря на то, что повсюду господствует христианская религия! И только испытывая от этого стыд и боль, можно страстно возжелать, чтобы все люди наконец-то ощутили Господа своим Отцом и свидетельствовали, возвещали о Нем, как и подобает Его детям!

Если в нашем существе и в нашей жизни Бог проявился бы как наш Отец во всем своем всемогуществе, то люди с чистым сердцем, глядя на нас, узрели бы Бога, тогда именно к нам пришли бы заблудшие и обрели Отца. Тогда повсюду наступил бы день – благодаря откровению жизни, а вовсе не учениям и речам. И пока о Боге теоретизируют, рассуждают, спорят, вместо того чтобы Бога переживать в себе и, проявляя Отца жизнью, вести к Нему других, Он никогда не окажет на людей живого и всеохватного воздействия. Но кто сегодня видит и ощущает Бога в Его изначальности, наблюдая природу, историю, жизнь людей и вслушиваясь в возвещение о Нем? Разве все проявляемое Богом не выглядит в речах и поступках, уложениях и религиозной суете так, будто мы Его по сути отрицаем? Ведь все, что хотят подкрепить именем Бога, так далеко от Него, противоестественно, ложно и пошло…

Произнося «Да святится имя Твое», мы даем Ему возможность проявляться во всей чистоте и целостности, абсолютности и беспредельности, не смешивая с чем-то ему несвойственным, не искажая половинчатостью, противоречивостью и фальшью, отметая все небожественное. Все это, подобно воде и огню, друг с другом не уживается, а где уживается, там места Богу нет, как бы Его ни призывали, ни восхваляли, как бы ни поклонялись Ему. Тут мы сталкиваемся с поразительным равнодушием и бесчувствием, приходя неизбежно к выводу, что Божественная природа в людях скрыта очень глубоко и почти неразличима. И это для нас – никакое не святотатство, не оскорбление, не осквернение Его. Столь ужасное искажение облика в Его исповедниках никого не задевает, ведь мы привыкли к человеческому несовершенству, как к чему-то вполне естественному. Так официальное христианство, само того не замечая, организованно и с энтузиазмом лишает святости имя Бога.

Но вопреки всему этому сердца тех, кто обрел Отца, пылают страстным желанием: Да святится имя Твое и —

Да приидет Царствие Твое