Наемник - [35]

На улице, недалеко от ее дома, уже сидел в машине первый шпик Питера Мэтьюза. Он появился здесь сразу, как только Мэтьюз позвонил ему. Элизабет Камерон пробыла в доме не больше десяти минут, с тех пор как он занял эту позицию, откуда ему была видна входная дверь. По коротковолновому передатчику он получил полное описание. Тем, кто был настроен на эту волну, сообщение могло показаться вызовом по радио такси: «Восточная часть, Пятьдесят девятая улица, Ривервейз, дом 4. Блондинка, рост 173». Чуть позже тем же способом он получил описание и номер ее машины. Часа через два к дому подкатил красный автомобиль с откидывающимся верхом. В четырнадцать десять Элизабет вышла из дома с небольшим чемоданом и уехала. С третьего километра автострады Лонг-Айленда другой агент Мэтьюза сообщил, что Элизабет свернула к Фримонту, резиденции Хантли Камерона.

Глава 4

Хантли Камерон построил Фримонт в первые годы кризиса. Миллионер никогда не пользовался популярностью среди общественности. Репутацию ему испортили скандальный развод и слава жесткого дельца с диктаторскими наклонностями. Закладка здания вызвала возмущение широких масс населения. В то время как экономика страны переживала период упадка, безработных насчитывалось около десяти миллионов, а еще миллионы сограждан жили за чертой бедности, один из богатейших людей Америки, наплевав на общественное мнение, возводил памятник своей экстравагантности.

Даже политические сторонники Хантли не находили оправдания Фримонту. Враги же обрушили на него шквал праведного негодования. Строительная площадка была окружена пикетчиками. Понадобились сотни полицейских для охраны стройки. Хантли Камерона осыпали бранью, оскорбляли, поносили в печати. Фримонт был не просто домом и даже не поместьем в традициях Новой Англии. Это был немецкий замок, перевезенный до последнего камня из Вестфалии. Хантли приобрел его во время своего третьего медового месяца и воздвиг в центре живописного пригорода в двадцати милях от Бостона. Были привезены тысячи тонн земли для сооружения горы, на которой замок гордо царит над окрестностями. Три тысячи деревьев скрывали его от глаз посторонних, а особо любопытным преграждал путь трехметровый забор, который всегда был под напряжением. В строительстве Фримонта отчасти винили и третью жену Хантли. Всю страну обошли снимки, на которых она была запечатлена в баснословных бриллиантах — свадебном подарке Хантли. Ее поносили за то, что она заказала себе ванну из чистого золота. Разъяренные толпы встретили ее камнями, когда она приехала проверить, как идет строительство дома. Первый год совместной жизни Хантли провели в отеле «Уолдорф». Им обоим неоднократно угрожали. В прессе, не подчиненной Хантли, появились сообщения, что жена Хантли боится покидать свои апартаменты и живет на одних транквилизаторах. Действительно или нет строительство Фримонта было ее инициативой, историей так и не установлено. А спросить об этом Хантли никто не решался. В конечном счете ей так и не удалось пожить там, потому что Хантли развелся с ней еще до завершения строительства.

Хантли был без ума от своего замка. Здесь он отдыхал душой от тяжких трудов по приумножению капиталов и укреплению своей власти. Замок был для него своего рода огромной игрушкой. Он никогда не отрицал, что затеял его строительство, чтобы досадить Уильяму Рэндольфу Херсту, с которым Хантли был в состоянии острейшей вражды. Тот вывез свой замок из Испании. В отличие от Херста, Хантли не приобретал произведения искусства оптом. Ему не поставляли ящиками статуи или гобелены эпохи Возрождения. В подвалах его не хранились произведения Леонардо. Каждую вещь Хантли выбирал лично, сам руководил покупкой, вникая в малейшие детали. Ни одной из трех жен, что у него были за последние двадцать лет, не разрешалось самостоятельно повесить картину или хотя бы выбрать портьеры. Сады Фримонта были столь же эффектны, как и сам замок. Хантли любил разнообразие, и все, что обычно произрастает в огромных поместьях, было в миниатюре воссооружено во Фримонте. Здесь была поляна рододендронов, искусственное озеро с беседкой восемнадцатого века, которую он присмотрел себе во Флоренции, оранжерея с редкими орхидеями, небольшой лес с ручьем, полным форели, и спрятанный в глубине участка огороженный четырехметровой стеной из камня бассейн с подогретой водой.

Элизабет привыкла к Фримонту, он не вызывал у нее отвращения, как у других людей, обладавших вкусом. Вульгарность, претенциозность замка, его кричащее богатство — все это было присуще и самому Камерону, так же как и ее отцу, который хотя и жил относительно скромно, но тоже не считался ни с чьим мнением.

Однажды мать Элизабет заметила, что Фримонт — это самое большое преступление против хорошего вкуса, которое когда-либо совершал Хантли; что замок вызывает ощущение, будто тебя насильно перекормили жирным шоколадным тортом. Даже цепочки в туалетах были из золота ручной работы. Элизабет не могла с ней не согласиться. Все это действительно так, но в то время это казалось ей не столь важным. Фримонт во всем походил на Хантли: такой же огромный, немыслимый во всех отношениях, отвратительный и в то же время неотразимый. Только Хантли мог подобрать для него такое степенное новоанглийское имя.