Наедине с самим собой - [10]

В который уже раз мне наносили ошеломляющий удар.

— Нич-чего себе «небольшой сбой»! — невольно вырвалось из моего рта. А если бы он произошел раньше?

— Что же, тогда бы мы с Вами не разговаривали, — философски ответил Яромир, и тон его стал ощутимо прохладнее. — В конце концов, риск в этом эксперименте закладывался с самого начала. Вы добровольно пошли на него. Да и, мне кажется, все это даже к лучшему…

Действительно, я уже начал забывать, кем являюсь для окружающих. Яромир напомнил эту печальную истину, и между нами вмиг пролегло отчуждение.

— Вас, конечно, сейчас больше всего интересуют юридические аспекты дела, — вел дальше мой собеседник. — Так вот, с момента… м-м… появления на Кубе вы — практически свободный человек. Без любого административного или иного надзора. Единственное только… что без права возвращения на Родину, — он пристально взглянул мне в глаза и, покачнув головой, добавил: — Но это не навсегда. Всего лишь на пятнадцать лет…

Конечно, то, что я услышал, было замечательной новостью, но она почему-то не вызывала у меня того восторга, которого ждал Яромир. Я сумел только не слишком весело улыбнуться и старательно вымолвить:

— Спасибо вам за это…

В глазах Яромира отразилось непонимание, однако он тут же решил, что в моем состоянии реакция может быть абсолютно непредсказуемой, и лучше всего сейчас просто оставить меня в покое.

— Ну что же, тогда я Вас покидаю, — сказал он, поднимаясь. — Всю эту информацию следует хорошенько обдумать в одиночестве. Да и мне нелишним будет немного передохнуть. Кстати, вы знаете испанский?

Я отрицательно качнул головой.

— Значит, вы просто обречены на мое общество, — улыбнувшись, развел руками Яромир. — Так что до завтра.

Когда дверь за ним закрылась, я снова прилег, но тут вошла уже знакомая мне чернявка с накрытым салфеткой подносом в руках. Поставив его на столик, девушка что-то промолвила на своем благозвучном языке и в конце прибавила:

— Заотрак…

— Спасибо, — благодарно ответил я, любуясь её симпатичным личиком. Потом покопался немного в закоулках памяти и объяснил: — Грацио.

Это было что-то, наверное, не совсем то, потому что девушка весело засмеялась. Когда она вышла из палаты, я посмотрел вокруг и обнаружил, кроме выхода, ещё двое дверей, где были нарисованы водяные струи из лейки и мальчик со спущенными штанишками. Посетив «мальчика», я забрался под душ, однако, чуть проведя руками по лицу, закрутил краны и принялся за поиски зеркала. Не найдя его в палате, от души выругался и сел за стол.

Боже мой, после того, что давали в тюрьме, это было самой настоящей сказкой! В особенности десерт: апельсины, бананы, большой ананас и ещё что-то, никогда ранее не виданное! Утолив первый голод, я преисполнился сочувствием к тому телу, которое вынуждено жить на одной лишь картошке, и попытался передать ему наслаждение, вызываемое куском банана во рту. Утверждать, что это удалось, особых оснований не было, но тем не менее сама идея исследовать собственные возможности заслуживала внимания.

Наевшись, что называется, до отвала, я переключился на дом Валерия и вспомнил, что есть проблемы с передачей информации от одного тела к другому. Когда я был в сознании в обоих местах, то мог беспрепятственно пользоваться всеми своими знаниями, однако вчера, как только на Кубе меня усыпили, то здесь никак не удавалось воссоздать в памяти виденное там. Довольно существенное неудобство, из-за которого мое сознание не всегда будет иметь возможность полноценно функционировать…

Полноценно функционировать! Я вдруг поймал себя на этой мысли и несколько истерично рассмеялся. Вот это да! Я уже начал воспринимать свое нынешнее состояние, как целиком нормальное, и думаю о том, чтобы как можно эффективнее его использовать! Но ведь все это — абсурд, идиотизм, кошмар, от которого никак не удается проснуться! Такого просто не может быть, так как в жизни подобного не бывает!!!

Подобного?.. Когда-то, в детстве, я любил проводить интересный эксперимент с зеркальцем. Приложишь его к какому-нибудь глазу — и вдруг начинаешь видеть синхронно две различные картины. Обе — одновременно, однако сосредоточиться можно только на одной, и тогда от другой остаются одни лишь невыразительные очертания. Или еще: где-нибудь в людном месте ухо улавливает гул от многих разговоров, но сконцентрировать внимание можно лишь на одном, а другие становятся просто звуковым фоном… Боже мой, какие грубые, далекие, жалкие аналогии до моих теперешних ощущений! Но как же иначе объяснить… почему-то потемнело… нормальному человеку… что за звук? Дождь? Неужели они бывают на Кубе летом?

Бр-р-р! Я вдруг почувствовал, что мои мысли начинают раздваиваться. Конечно, это было бы неплохо — уметь распараллеливать умственный процесс, как это делается в компьютерных системах, но пока что выходила одна лишь путаница. К тому же давало себя знать истощение, к которому привело долгое ожидание встречи с самым собой. Поэтому нужно сейчас здесь заснуть, а размышления продолжить на свежую «кубинскую» голову.

Я разделся, лег на диван и сразу же переключился на Кубу. Там встал с кровати, походил немного по палате, потом забрался в ванную и открутил краны. Полежал немного с закрытыми глазами, пока не набралось достаточно воды, тогда убедился, что в доме Валерия уже сплю, и вернулся к предыдущим мыслям.