Надувной доброволец - [8]

Лишённый системы обеспечения алкоголем и кровавой местью, однако, я пал до бухих простофиль и крошечных всплывших сардин — на два месяца. Сделал топорное ражение Эдди, которое поставил в угол каюты и использовал для метания дротиков вплоть до мучительного конца. Мне было так скучно, что я мог разглядывать орнамент.

Клянусь, весь ужас потом был оправдан — кровь брызгала на стену, но я был абсолютно нетронут. Тенета паука уносили мои слёзы в тени. Шаги без источника появлялись и уходили.

Наконец я перестал считать себя нормальным чело веком. Осмысливая факты, я чувствовал адекватность этой оценки.

Так или иначе, но я доплыл. И немедленно захотел оказаться дома с ублюдками, которые, собственно, вынудили меня уехать.

Повсюду черепа для пинания — и ни одного узнаваемого человека. Рыла, как у щуки. Глядят на тебя, куда бы в комнате ты ни сел, в таком ключе. Чего я меньше всего хотел в темноте, точно говорю.

Расколотил их — каждый отдельно, молотком, тем большим, который приспособлен над моим плечом, как и положено молотку. И эти мамочки взрывались, как посуда, обломки летели, как неуклюжие идеи ленивых поэтов. Я со смехом вносил свою лепту. Я не ел и не думал ясно несколько недель.

В этой зоне крушения я спас несколько вещей, которыми гордился. Раздулся так, что пугал местных, и даже те, кто уже побежал, вдруг останавливались и глазели. “Возлюбите небо не меньше земли”, — говорил я им, и объяснял, что смотрю на их реакцию, о, почти в упор. Некоторые из них тряслись от страха.

— Призраки, — сказал я, только одно слово. И они бросились прочь.

Думаешь, что этот рай накатывающего делирия может длиться вечно, но он кончается одним весенним утром. У меня был редкий пикник под варикозным деревом. Смастерив новую ловушку, я установил её в надежде, что на этот раз поймаю что-нибудь покрупнее актёра. Одиннадцать минут спустя у меня было точное доказательство, что в некоторых пауках достаточно мяса, чтобы спустить механизм — этот был таким тяжёлым, что начал кричать, когда я его вынул, утверждая, что мне не. стоит тратить время на дальнейшие попытки. Надо сказать, я был с ним согласен. Этот ублюдок, казалось, решил быть мёртвым грузом, не оказав мне ни капли помощи. И можно ли было надеяться зажарить его в пищу, достойную пережёвывания?

Обновлённый и коварный, я вернулся домой, сияя, как святой на панели управления. Лохматый и бородатый. Построил здание, взбалмошное и буйное, спаянное сыром, запаршивевшее окнами, номер его — ничто, и фундамент его — вина. Хижина в холме, вставленная, как глаз, из которого я мог обозревать деревенских, когда они шли своей дорогой, вопя и держась за руки. Парусные воздушные змеи казались им забавными и невинными, но я их знал, и иногда объяснял, что это неумышленные сигналы самому дьяволу. В результате произошли жаркие сцены, мне пришлось бежать со всех ног, потому что, вероятно, они всё знали. Никто не развлекал людей лучше меня даже цирковые акробаты, которые так забавно падают, если их подстрелить в полёте. Только слоны, похоже, так же веселятся над ними, как я. Только я и слоны.

Вернулся на другой неделе — слышал, что там устроили школу для лилипутов, и решил посмотреть. Ничего не изменилось, разве что показалось больше.

Так что я стоял и смаковал прошлое, когда кто-то подошёл и стукнул меня восемьдесят раз в лицо.

— Но попытайся с него пообедать, — нервно сказал пытаясь казаться своим парнем. Следующее, что я помню — доктора объясняют, как мне повезло, что я остался в живых.

— Вы имеете в виду, что я не тронут воспитанием? — принялся глумиться я, и глумился, даже когда они вы толкнули меня за двери. — Шут с вами, сказал я им; Пошёл домой и написал большой трактат о гусях, о которых не знал ничего.

— Стандартная птица, — заключил я, раскуривая сигару. — Можно взять, можно выбросить.

На следующий день я сунул спичку в машину в Лесу Эппинг, и ко мне подошёл барсук-шантажист. — Пошёл прочь, ты, кровавый жопорот!

Но было слишком поздно — всё взлетело на воздух, и он побежал звать полицию. Они сказали, что мне придётся кое-что объяснить. Много чего объяснить.

Что я сказал полиции

Всё сводится к моему непобедимому обаянию — в нём причина всего, что случилось там с барсуком-шантажистом и так далее. Не вмешивайтесь. Не трогайте меня, ублюдки. Вот, видите — татуировка мёртвого мерзавца. В своё время все там будем. Внесите это в список, если посмеете. Так, где я?..

Я говорю с Эдди в баре.

— Пенни за твои мысли, брат.

— Что у человеческой женской бомбы качество, как в часах, — сказал он. — А ты?

— Гордость в панцире и злость с корочкой. — На этом месте я выдул приличную порцию пива, причём знал, что так и сделаю. — Я доверю тебе план.

— Логика и температура где-то сливаются — когда я узнаю, где, я собираюсь встать там.

— А потом?

— Объясню всем, чем я занимаюсь.

— Ведь со стороны может казаться, что ты просто стоишь без дела.

— Именно. А ты?

— Буду уравновешивать каменных божков на своей заднице, пока они не проклянут свою участь.

— Тебе придётся долго уравновешивать каменных божков на заднице.

— Не особо рассчитывай на это.

Классический спор, существование, поклоняющееся раздорам и психическим ошибкам.