Надувной доброволец - [7]

Фред был обречён погибнуть как герой при нехватке преимуществ. Опухоль на его форме. Я привык думать, что если бы мы знали, мы бы все вели себя по-другому. Минотавр пришёл в его конюшню и начал ласкаться к лошадям — говорил, они этого хотели не меньше, чем он.

— Глянь на них, — смеялся он, тыкая в ряд длинных лиц. — Хлопают ресницами. Я тебе оставлю одну, брат.

— Он использует каждое стойло как кабинку для поцелуев, — сказал ошеломлённый Фред. — Он не видит правильного и неправильного.

— Но я могу приголубить лучших из них, — смеялся Минотавр, жизнерадостный, рукой обнимая кобылу.

Они с лошадью посмотрели на меня, и этот кадр я за помнил на всю жизнь.

Охота — забава, к которой я всегда возвращаюсь, и скоро я пошёл на медведей, решив, что они размером не больше, чем на картинках в книгах. Я взял с собой плетёную корзину, чтобы складывать туда кукольно-безвольные тела. Достаточно сказать, что я вернулся через пять недель истекания кровью в горах и пожирания крыс, с новой философией, проповедующей, как хорошо сидеть и молчать в комнате, где ничего не происходит. Ящики были наполнены пушками и прочим ублюдочным инвентарём, которым я не собирался никогда больше пользоваться, а ещё была закрытая дверь, чтобы женщины не добрались до меня. Скоро я излечился даже от шептания и лестниц, появляющихся в окне, увенчанных румяными лицами, насмешливыми и скептическими, завуалированными паром из носа. Кто-то привязал нищего к шесту и прижал к наружной стене, чтобы тот передавал сообщения поддержки — но он был вроде из Швеции, слова повторялись фонетически, а вы понимаете, что это значит. Полная херня, и я почувствовал хуже, чем обычно.

Белая капля святой воды взорвалась на моём лбу, как пуля из короткостволки. Глаза, претендующие и всегда претендовавшие на место у меня на голове, распахнулись, и какой-то ублюдок стоял, отправляя последний обряд и пытаясь стащить рубашку.

— Три попытки, — выжал из себя я, приличный и потрясённый, — больше, чем тебе достанется в качестве моего ответа.

Свежесть и заступы в распоряжении похоронного служащего. Смыкающаяся земля, белая рука, спрятавшаяся, как запоздалая мысль, и розы. И среди местных — никаких воспоминаний о визите святого человека — он об этом просил, они об этом молились.

Небо забито ангелами.

Записи в моём дневнике похожи на то, что можно видеть здесь: “Вырвался из ремней и ударил охранника — смотрел, как он падает до самого низа, прежде чем броситься вслед за ним — вот насколько хладнокровен я был в этот отчаянный и экстремальный миг. Они, должно быть, не тратили силы на размышления о том, что ублюдок вроде меня не может так долго молчать, не воспрянув духом и ударившись в ярость”.

И это одна из самых мягких записей. Найди меня, если не боишься скорпионов.

Эдди, кстати, был похож на одну из этих мумифицированных лягушек, которых находишь в кокосовом орехе, если тебе повезёт. С самого начала мы регулярно встречались и обсуждали текущие дела.

— Они задрожат от удивления при новой беде, Эдди, или они чему-нибудь научатся?

— Думаю, задрожат от удивления.

— Уверен?.

— Пять доводов за то, что да.

И он отсчитал пять монеток на тёмный стол. Каждая выпустила ноги и потратилась с глаз долой с проворством паука.

— И что это должно подтверждать, — сказал я в пиво, — кроме того, что у тебя красное ухо дьявола?

И на меня нахлынули воспоминания о восьми случаях, когда я видел дьявола, и весьма особенную скуку, которую при этом чувствовал. Первый раз это случилось в галерее Эдди, а последний — в его лачуге.

Галерею заполонили рисунки.

— Эдди, избавься от них, — ревел я. — Они вытянут из тебя всю кровь и оставят задыхаться в собственном дерьме.

Эдди пытался описать функцию, которую я неправильно понял — что они здесь не для торжества против смысла и действительности. Вот до чего он дошёл, и конечно я, не теряя времени, треснул его по лицу стиснутой рукой — он упал в угол так точно, что я на мгновение решил, что он соглашается с моими доводами — потом осознал, что он отрубился, — и тут появился дьявол. Остальное вы знаете.

На следующий день Эдди сказал, что спрыгнет с крыши, и, естественно, снизу я ничего не увидел, кроме дождя птиц, обезьян и кошек, летящих вниз вместо этого лживого ублюдка. Некоторые умерли до, и все умерли после. В частности, птицы были удавлены, а обезьяны забиты до потери сознания. Вот такую работу, я заявляю, он совершил. А как он утверждает, я должен был быть “обогащен” опытом.

— Надо думать, ты потом потребуешь плату, — закричал я, и когда увидел, что его рот двигается, дабы объявить согласие, наскоро пнул его в другом направлении,

Я не хотел, чтобы всю мою жизнь загромождала эта бессмыслица — особенно такую короткую жизнь, какой отчётливо должна была стать моя. Так что я начал поиски причины, чтобы совсем покинуть континент, и определившись с поводом — одержимость демоном и экзотическое лечение, если я правильно помню, — оставил землю, на которой родился, и отправился в путь на лодке, сделанной из мёртвого дерева и невежества. Как дерево, так и невежество помогали мне держаться на плаву. Этот урок я усвоил рано.