Надлом - [64]

Он улавливает движение моей руки. Он кивает и произносит губами: «попкорн»? Говорю вам, этот

малый большой специалист в этой игре. Я киваю в ответ и предлагаю ему своё воображаемое

ведёрко с попкорном. Он берёт горстку.

— Слушай, ты должна посмотреть правде в глаза, не надо притворятся, что твоя травма

ничего не меняет… — Хай. 40:40.

— Я и смотрю! Она ничего не значит! — На смену гневу приходит серьёзность. — Послушай,

Хай, неужели ты не можешь понять? Я не хочу жить, если мне не суждено стоять на своих двух.

89

— Значит, ты просто надеешься, что я дам тебе умереть? — Хай перекатывается обратно на

пятки; он определённо ничего не понимает, но мне всё ясно. Тот, кто живёт с какими-то дефектами,

думает, что может их преодолеть. И что касается Джо, то она, возможно, смогла бы это сделать —

если даже он действительно сохранил ей сегодня жизнь, она всё же спасла его трижды.

— Если до этого дойдёт, то да, но этого не случится. — ёстко произносит она, подразумевая

именно то, что сказала. — Я могу о себе позаботиться.

Хай проигрывает и начинает махать руками, как сумасшедший.

— Ты же должна соображать! Это глупейшая…

Джо становится красной как свекла. Оправдания закончились, и ею полностью овладел гнев.

Следующие слова она скрежещет сквозь зубы:

— У тебя сказочная жизнь, ты — принц Горного Парка, золотой мальчик, в то время как я —

всего лишь калека. — Игра. — Ты понятия не имеешь, какого это потерять семью, будущее, ногу. —

Сет. — Ты никогда никого и ничего не терял! — И матч. Хай бледнеет.

Оба тяжело дышат, ничего не говоря, и тишина становится всё напряжённей, вместе с тем как

Хай пытается подобрать слова. Когда он всё же их находит, они оказываются мягкими и короткими.

Мне едва ли хватает жизненного опыта, чтобы понять смысл.

— Ты не права. Я потерял.

Всё же не думаю, что он говорит о шансе выиграть матч.

Джо отшатывается на несколько шагов назад, как если бы ей дали пощёчину, затем

разворачивается и убегает. Вероятно, в конце концов Хай выиграл.

Парень роняет голову на руки и обессилено хватается за волосы. Он поворачивается ко мне.

— Будь добра, пойди за ней. — Надеюсь, это шутка, однако, он не отводит взгляд. Я оставляю

Ури свой воображаемый попкорн — мне надо освободить руки для самообороны. Следуя за

сердитым бурчанием, я иду к краю парковки, а затем в лес. Джо топочет среди деревьев, распугивая

белок.

— Мужчины!

— Ээ… да… мужчины! — сочувствую я.

— Мне не надо, чтобы он со мной нянчился. Что он о себе возомнил?

Надеюсь, что риторический вопрос. Она пинает дерево. Возможно, безопаснее всего

согласиться.

— Мм… да.

— Какой идиот. Он чуть было не погиб!

— Да, идиот.

Она поворачивается ко мне с круглыми глазами. Её вранья-метр, должно быть, предупредил о

моей неискренности, и теперь мне грозит опасность оказаться на месте этого дерева и стать её

боксёрской грушей.

Я защищаюсь.

— Не надо так на меня смотреть. Я бы точно позволила тебе умереть.

Если бы на ответ было больше времени, я бы сформулировала его лучше.

На минуту она замирает, затем фыркает и вскоре уже вовсе смеётся. Она всё смеётся и

смеётся, падая на свою деревянную жертву. В итоге она переводит дыхание и произносит:

— Спасибо, Меда.

— Пожалуйста, — отвечаю я бесстрастно. — Сказала то, что думаю.

У неё снова портится настроение. Она оставляет в покое дерево и садится под ним. Не зная,

что делать, я опускаюсь рядом с ней.

— Полагаю, я должна извиниться перед Хаем, — не с того ни с сего говорит она. — Это не

его вина. Конечно, он виноват в том, что чуть не погиб, но не в остальном. Не в том, что случилось с

моей семьёй и ногой. — Она начинает рвать листок, и мне хочется ей сказать, что он тоже не

виноват, но прикусываю язык. К всеобщему счастью, она отбрасывает его в сторону. — Просто

иногда я сильно выхожу из себя. Я никогда не стану борцом, никогда не выйду замуж, никогда

ничего не сделаю.

90

Не вижу связи. Больная нога — не такая уж и большая проблема. Но прервать её наполненный

горечью монолог будет невежливо, а главное — опасно.

— Но на кого я злюсь? На демонов? Они постоянно пытаются уничтожить человечество и,

если это вообще возможно, Небеса. Причин для гнева достаточно и без моей ноги. А остальные

студенты, борцы, как они ко мне относятся? Они не воспринимают меня всерьёз, для них я —

ущербная. Ко мне они очень добры и полны жалости. — Ах, теперь понятно, почему она так ужасно

со всеми общается.

Ещё один листик становится её жертвой, и она продолжает.

— А Бог? Я посвятила свою жизнь службе Ему, всё идёт согласно Его плану. Если Он решил,

что я буду лучше Ему служить, будучи калекой, кто я такая, чтобы говорить, что всё должно быть

иначе? — Она поднимает взгляд и смотрит мне в глаза. Хорошо, она всё ещё помнит, что я здесь. —

Я скажу тебе, на кого мне остаётся злиться. На себя. Я ненавижу себя за свои чувства, за

невозможность принять их. Но когда ты ненавидишь себя за ненависть к себе самой — как вообще с

этим справиться?