Над Курской дугой - [66]

Командир дивизии окинул взором расстилающуюся равнину, задумался на минуту, потом продолжал:

— Смотрите, это же степь. Для танков — раздолье. Как начнут тут гулять, что будете делать с пустыми баками?.. Нет уж, раз попали в такое положение — сидите и не брыкайтесь… Советую получше отдохнуть. Другие пусть поработают. Завтра со свежими силами налетаетесь вдоволь. А сегодня вы — в резерве.

Мы отдыхали, не отходя от своих истребителей. Верно, около нового аэродрома, раскинувшегося в открытом поле, не было дубовой рощи, как в Долгих Будах, зато бойцы инженерного батальона уже успели построить капониры, в которых надежно укрыли «яки». А для себя мы накосили травы, сделали шалаши и, скрываясь от жгучего солнца, проспали почти весь день.

Перед ужином меня кто-то бесцеремонно толкнул в бок. Я встал и увидел в шалаше Сачкова и Рогачева.

— Вставай быстрее! Немцы прорвались, подходят к аэродрому, — с тревогой в голосе сообщил Миша.

Я вскочил как ужаленный.

— Почему же не летим? — быстро застегивая шлем, спросил я.

— Давай скорей! — поторапливал Рогачев. — Беги к самолету. Мы уже готовы.

Я бросился к «яку», но тут же замер на месте: вокруг никаких признаков тревоги.

Они расхохотались.

— Не сердись. Пошутили. А то бы проспал все царство небесное, — добродушно извинялся Рогачев.

— Смотри, какого щенка достали, — от души восхищался Сачков, не обращая внимания на мое недовольство.

— Где его подобрали? — поинтересовался подоспевший техник Мушкин, беря на руки черного, как галчонок, щенка.

— Вон! — Миша показал на крестьян, убиравших серпами переспелую пшеницу. — Дед подарил и сказал, чтобы «окрестили», он еще без клички.

Испугавшись, собачка жалобно заскулила, вырвалась из рук и юркнула в шалаш.

— Варвар, огрызается.

— Ага, — подхватил Рогачев. — Так и назовем — Варвар.

— Давайте придумаем какое-нибудь авиационное имя, — не соглашался Сачков. — Ну хоть, допустим, Дутик. — Миша кивнул на хвостовое колесо самолета.

— Дутик не подойдет! — решительно возразил Василий Иванович. — Дутик уже вошел в историю авиации мрачной страницей.

Оказывается, в одном полку была собака, по кличке Дутик. Многие летчики брали его в полет, а потом ради шутки рассказывали: «Летим мы с Дутиком и видим пару „мессов“…»

И вот собака однажды попала под машину. На фронте тогда стояло затишье. Кто-то от нечего делать предложил похоронить Дутика со всеми почестями. Гроб пронесли через деревню, на кладбище даже была произнесена речь о погибшем друге. Местные жители скоро узнали, в чем дело, и конечно, возмутились. Вмешалось командование, шутнику попало за усердие не по разуму. Таким образом Дутик приобрел фронтовую «славу».

Рассказ Василия Ивановича и положил конец разногласиям. Щенка единодушно «окрестили» Варваром.

Во время ужина щенок уже привлек к себе всеобщее внимание.

— Как, братцы, по какой норме Варвара поставим на довольствие? — с серьезным видом обратился ко всем Чернышев, давая собаке кусок мяса.

— По второй пока. Вот слетает разок, и, если покажет хорошие способности, переведем на летный паек! — отозвался Сачков. — А тебе, Емельян, доверяем дать ему первый провозной.

Так в нашу наземную жизнь вошел Варвар.

После ужина все разбрелись по селу. Большая Писаревка, два года находившаяся под пятой оккупантов, праздновала свое освобождение. Отовсюду неслись возбужденные голоса, разливались в густой теплоте ночи веселые песни, звонко играли гармоники. Военные и гражданские перемешались в общем хороводе.

Дети, женщины, мужчины — все от чистого сердца приглашали в гости своих освободителей. От чистого сердца? Да, именно. Те, у кого совесть была запятнана, ушли с фашистами или же, как крысы, спрятались в норы.

Мы с Сачковым оказались в семье пожилой женщины. По всему было видно, что немало ей пришлось на своем веку хлебнуть горя. Лицо избороздили морщины, а большие жилистые руки привыкли справляться с самой тяжелой работой.

— Скажите, сынки, тильки откровенно, ци изверги до нас бильше вже не повернуться? — доверительно, с крестьянской прямотой спросила она.

Такие вопросы приходилось слышать не раз. Но сейчас, в домашней обстановке, глядя в открытое, доброе лицо хозяйки, почувствовал, как досадная горечь защипала сердце.

«Только откровенно». Значит, еще не уверена в нашей силе. Женщина наверняка ровесница моей матери. Конечно, она-то хорошо помнит наш довоенный девиз: «Чужой земли мы не хотим, но и своей ни одного вершка не отдадим». А вот отдали. Как ей ответить? Мы молчали. Сидевшие за столом сын и дочь хозяйки тоже вопросительно глядели на нас.

Желая успокоить сердце старушки, я твердо заявил:

— Теперь не только не вернутся, но и навсегда, со всеми потрохами будут уничтожены.

— Эх и заживем мы тогда, мамаша! — подхватил Сачков. — Без войн, в мире.

Тогда действительно думали так. И конечно, никто не допускал и мысли, что не успеют смолкнуть пушки. как над всем человечеством нависнет угроза страшного ядерного оружия, способного погубить все живое на нашей планете.

— Дай боже. — И мать с тревогой и любовью, как только могут делать матери, посмотре.ла на сына: — Ось и вин завтра уходе в Червону Армию. Все буде вам полегче… Наш батько сгинув у ту войну.