Над горой играет свет - [47]

— И сможем потом все вместе вернуться.

Как же я мечтала вернуться к своему клену, к прохладному ветру…

Мика лишь помотал головой. Я была еще глупышкой, что он мог мне сказать?

Обсуждать маму надоело, и я сменила тему:

— Можно мне иногда играть с твоими друзьями?

— Девчонок мы не принимаем. — Он похрустел пальцами и стал подбирать с пола рисунки.

— А почему?

— Слушай, у тебя тоже появятся друзья.

— Ты думаешь?

— А то. Конечно появятся.

Рисунки он снова запихал в альбом, и тот надорванный тоже.

Нас позвала Ребекка.

— Пора подзаправиться! — воскликнул Мика.

Я не стала спрашивать, почему он думает, что Ребекка его не любит. Решила сама понаблюдать, как они друг с другом общаются, все они.

На столе стояли большие блюда и тарелочки. Ребекка пожарила цыплят, круглые картофелины блестели от тающего масла, еще была зеленая фасоль, и кукурузный хлеб, и салат из фруктов. Он очень красиво смотрелся в прозрачной вазе, которая так и сияла на свету. Ваза была гладкой и простенькой, не то что наша любимая резная. Все тарелочки одинаковые, рядом с каждой наглаженная салфетка. Мама любила, когда вся посуда на столе вразнобой, считала, что так нарядней и веселее.

Папы не было. Ребекка сосредоточенно жевала и на нас почти не смотрела. Я подумала, может, Мика и прав, очень мы ей тут нужны. Вспомнила слова мамы, что ни одной женщине не хочется возиться с чужими детьми. Левую руку Ребекка держала на коленях, которые сначала накрыла салфеткой. Я тайком посмотрела на Мику, подражает ли он мачехе. И не думает. Локти разложил на столе, салфетку сунул за воротник. Громко отрыгнув, расхохотался.

— Что я тебе говорила? — встрепенулась Ребекка. — Нельзя так вести себя за столом.

— Я забыл, простите, — сказал Мика с набитым ртом, в который исхитрился затолкать огромный ломоть хлеба, густо намазанный маслом.

Взяв в руки вазу с фруктовым салатом, Ребекка спросила меня:

— Хочешь? Из свежих фруктов.

Я протянула свою тарелку, досадуя, что не подобрала хлебом масло, и теперь оно смешается с соком от фруктов.

— Нет-нет, лапуля, возьми вон тот маленький салатник, а ложка лежит перед твоей тарелкой.

Теперь я поняла, зачем рядом с тарелкой еще прозрачная мисочка и ложка. Я протянула ей салатник, и Ребекка большущей черпалкой стала накладывать туда клубнику, чернику, кусочки дыни, арбуза, ломтики бананов, виноградины. Потом положила салат в мисочку Мики и в свою, а усевшись, снова расстелила на коленях салфетку.

Я тоже положила салфетку на колени и лягнула братца ногой. Он скорчил рожу, но подчинился.

Я собралась воткнуть в салат ложку, но тут Ребекка спросила:

— Эй, а почему бы нам не добавить в него взбитых сливок? Дети, сливок хотите?

— Я хочу! — крикнул Мика и во весь рот ей улыбнулся.

— А ты, Вирджиния Кейт?

Я тоже улыбнулась, но сдержанно, только чтобы она не смотрела на меня так настороженно.

Ребекка пошла на кухню, пока ее не было, Мика нервно дергал ноздрями. Вернулась она с большой тарелкой воздушного крема.

— Сама делала, — сказала она, добавляя в наши салаты пышную, густую пену.

— Классно у тебя получилось! — оценил Мика и, повернувшись ко мне, распахнул рот, демонстрируя, сколько там поместилось фруктов. Пока мы с Ребеккой смаковали каждую ягодку, он быстро умял свою порцию и наложил еще. Не знаю, куда все это девалось, он всегда был очень худым. Наверное, в мозги, потому что мой брат был очень сообразительным, даже слишком.

Папа появился, когда мы слизывали с ложек остатки крема. И смеялись в этот момент над Микой, у него на носу белела сливочная клякса. Папа тоже рассмеялся, даже не зная, в чем дело, просто чтобы поучаствовать в общем веселье. Он раскинул руки, как бы разом обнимая нас всех:

— Какая отрадная картина.

Он сел за стол, я уловила запах сладкого ликера и соленого пота.

— Припозднился, извините. Заскочил к профессору Россо, и мы заспорились из-за Троянской войны, была ли она вообще… впрочем, это не так уж важно.

Он положил себе на тарелку всего понемногу.

— Ну и жара сегодня, сущий Аид.

Еда остыла, но папа, кажется, даже этого не заметил.

— Я рада, что ты все-таки успел на наш пир. — Привстав, она чмокнула его в щеку. Странно было видеть, как папу целует чужая тетка. — Я бы с удовольствием послушала вас с профессором. Я люблю античную историю. — Она села напротив папы.

— Да это учебная программа, занудство.

— Ну что ты, Фредерик! Я раньше здорово увлекалась историей, это очень даже интересно! — Она наклонилась к нему, просияв глазами.

— Я теперь уже и не вспомню все аргументы. Дискуссию надо слушать вживую…

Глаза Ребекки потухли.

— Но меня же там не было.

— Та-а-ак, вроде наелся, — сказал Мика, вылезая из-за стола. И потопал к двери.

Напрасно я сверлила взглядом его спину, он не обернулся.

Папа заговорил о соседях, живущих на той же улице, о каких-то Макгрендерах.

— Надо будет позвать их в гости, симпатичные люди.

— А миссис Макгрендер к тому же весьма недурна собой.

— В самом деле? Я как-то не замечал.

Ребекка потыкала ложечкой клубничину.

— Это трудно не заметить.

Их голоса словно бы куда-то ухнули, потому что я вдруг вспомнила маму и Энди. Как они там? Энди, наверное, спрашивает, где сестренка. А мама говорит, что я уехала в Луизиану. Они сидят вдвоем на диване и плачут не переставая. Мама говорит: «Ах, Энди! Зачем же, зачем я отправила туда мою Вирджинию Кейт?» А Энди ей в ответ: «Ах, мама, ты очень злая». Я подумала, что сейчас, возможно, раздастся телефонный звонок, ведь они там уже почти два дня обливаются слезами.