Нацменка - [3]

Так продолжалось несколько лет. Что удерживало их вместе? Маленькая красавица дочка, в которой оба они не чаяли души. Он стал ходить в яхт-клуб и в бассейн. Невыносимо было сидеть дома с дочкой, когда он не знал, где сейчас жена. Отпрашивался у дочки, она отпускала его и садилась ждать папу в кресло. Вернувшись, он брал ее на руки. Часто она оказывалась мокрой. Значит, эта кроха так боялась оставаться одна в квартире, что писала под себя, лишь бы не вставать с кресла. Он больше не оставлял ее одну. Зато стал убегать из дома, лишь на пороге появлялась жена. Старался что-то придумать, чтобы лишний раз вызвать ее ревность. Дело дошло до того, что, зная ее привычку шарить в его карманах, он клал в них презервативы. Она кричала, а он многозначительно улыбался. Потом они стали, не договариваясь, но согласованно, по очереди убегать из дома. На вечер. Или на ночь. Что-то врали друг другу. Казалось, у них окаменели сердца.

Кто из них первый начал изменять? Он думал, что она. Что думала она неизвестно. Но ему казалось, что она более жестока. Может, причиной было кавказское воспитание? Иногда, глядя, как она собирается уходить, ему хотелось крикнуть: "Остановись! Что ты делаешь? Ведь мы любим друг друга!" Но по выражению ее лица понимал, что она его не услышит.

Почему он думал, что они любят друг друга? Иногда с ней что-то происходило. Ее лицо вдруг становилось беззащитным. Старалась приблизиться к нему, задеть его. Боясь ошибиться, он смотрел на нее и чувствовал, что она ждет его, что она без него не может. Их бросало друг к другу, и каждый старался сделать все, чтобы доставить наслаждение другому. Но и при этом слов они, как правило, говорили мало. А после молча курили на кухне. Было очень горько и говорить не хотелось.

Приближался очередной Новый год. Уже неделю он вынашивал план. То ли решил, что пропасть между ними можно уменьшить, то ли мостик через нее перебросить, а вернее всего, просто устал. Решил, что еще возможно между ними что-то человеческое, домашнее. Она ведь тоже устала и ждет каких-то шагов с его стороны.

И вот тридцать первого декабря он начал действовать. Пришел пораньше. Дома никого не было. Жена на работе, а дочка у соседей. Детский сад сегодня закрыт. Он уставился на полки с книгами. Когда-то, еще до женитьбы, он покупал альбомы по искусству. В школе он много занимался рисованием и с тех пор неплохо разбирался в живописи. Может, это и было то, чем ему надо было заниматься. Живи он в другое время, его, возможно, отдали бы в ученики к маляру или живописцу. А в двадцатом веке пришлось служить в ракетных войсках стратегического назначения. Сначала задумываешься, как такая махина летает. А отсюда недалеко и до желания стать физиком.

Книг по физике и математике тоже было накуплено немало, но сейчас он смотрел на альбомы живописи. Вздохнул и снял с полки то, что считал самым ценным. Это были изданные за рубежом альбомы Тициана, Рафаэля, Гойи и Веласкеса. Все были из одной серии. Не очень толстые, но крупного формата. Он посмотрел на полки еще, и на всякий случай в стопку с альбомами легли две книги Эттенборо, красивое издание Шекспира в переводах Пастернака, Даррелл, подарочное издание испанских "Романсеро" и "Момент истины" Богомолова.

Через двадцать минут он уже ехал в трамвае к "Старой книге". Ему удалось сесть. Сумку он бережно поставил на колени, чтобы, не дай Бог, не помять книги. Огляделся. Трамвай был полон трезвых женщин и пьяных мужчин. Когда-то одна его знакомая говорила: "Ненавижу Новый год! Всегда надо думать, с кем его встречать, и приходится встречать черт знает с кем. Лучше сидеть одной дома".

Магазин "Старая книга" был закрыт, хотя по расписанию должен был работать. На двери висела табличка "Санитарный день". Ну что ж, тоже люди. Но в прилегающем дворе и у входа в магазин было полно спекулянтов. Всех этих "книжных жучков" он давно знал. Кто-то всегда торчал на Герцена, кто-то на Литейном, кто-то на Васильевском. Но сейчас они все вдруг оказались здесь. Может, потому, что магазин был закрыт. Он быстро продал все, хорошо зная цену каждой книги на черном рынке. Надо только немножко сбросить, и она быстро уйдет.

Первая часть плана была выполнена. На руках у него оказалось больше ста рублей. Он посмотрел на часы. Полчетвертого. Теперь трамвай вез его в универсам напротив их дома. Еще отъезжая с книгами, он специально посмотрел на яркие огни и огромную очередь у входа. Скоро он уже стоял в этой очереди, а еще через полчаса бегал с корзиной по торговому залу.

С чего начать? С вина. "Советского шампанского" не оказалось. Это был так называемый период позднего застоя, когда "Советское шампанское" исчезло с прилавков. Кого им поили? Партийцев? Но всё они выпить не могли. Наверное, шло за границу. Зато было венгерское. В похожих бутылках с желтой фольгой. По вкусу оно напоминало забродившие дрожжи или сидр. Но сейчас его все брали, и он тоже взял. Потом положил в корзину бутылку грузинского сухого вина "Гурджаани". "Гурджаани" - белое вино, подумал он. А красное? В соседней секции стояло болгарское красное вино. Взял и красного. Потом наскочил на тележку с пузатыми бутылками болгарского бренди "Солнечный берег", выхватил одну. Всё! С напитками порядок. А дочка? Он забыл про дочку. Что будет пить она? Она любит пепси-колу. Он положил сверху две бутылки. А вот и лимоны. Он нарежет их тонкими ломтиками и будет закусывать ими "Солнечный берег". Фрукты? Стол без фруктов - не стол. Поверх бутылок и лимонов он положил две сетки: с красными яблоками и кубинскими апельсинами. Потом увидел грейпфруты. Они были такие огромные, что в сетки их не паковали. На каждом синим химическим карандашом была написана цена. Он сумел засунуть в корзину, прямо под ручку, два больших желтых грейпфрута. Корзина была переполнена. Грейпфруты могли вывалиться и покатиться по залу. Он пошел к входу в универсам, туда, где толпился народ, ожидая корзин, и взял вторую. Затем занял очередь в мясной отдел и выбрал кусок говядины. Мясо надо отрезать от костей и потушить в латке с луком. Будет вкусно.