Начдив четырнадцать - [5]

Прямо на него мчался на сером коне офицер с поднятой саблей. Он с маху опустил её, и она со звоном скрестилась с саблей Пархоменко.

— Ну, пан, молись своему богу, может, в рай попадёшь! — закричал офицеру Пархоменко, привстал на стременах, высоко занёс над головою саблю.

Разведчики оправились от неожиданного нападения и яростно кинулись на врага.

Белополяки стали подымать руки кверху.

— Сдаёмся! — кричали они.

После боя Пархоменко, сбросив бурку, сидел на поваленной сосне у опушки рощи и допрашивал высокого офицера с худым лицом, стоящего навытяжку перед ним.

— Ну, пан, что там под Новоград-Волынском делается? Только правду говори, если тебе дорога голова.

— Пан генерал может не сомневаться, — пролепетал офицер.

Его близко поставленные глаза косили от страха. Он рассказал, что берег реки Случ у города сильно укреплён, сообщил о расположении воинских частей и их численности. Пархоменко срочно собрал свой штаб, чтобы решить, как действовать дальше: надо было выполнить приказ командарма Будённого — взять вместе с другими дивизиями Новоград-Волынск.

ВОДЯНЫЕ ЧЕРТИ

Четырнадцатая дивизия вышла к реке Случ. Пленный офицер сказал правду. На том высоком берегу были окопы противника. Оттуда ухали орудия.

Первой начала переправу четвёртая рота третьей бригады. С той стороны немедленно начался обстрел. Вода сразу вскипела от пуль и окрасилась кровью. Скоро всадники повернули обратно. На воде плавали будёновки. Медленно погружались в воду убитые лошади. Рота потеряла семнадцать бойцов.

Вскоре в бригаду прискакал Пархоменко. Остановилось наступление. Командарм Будённый час назад вызывал его. Потребовал все меры принять, чтоб Случ форсировать. А тут ни с места!

— Почему до сих пор не выполнен приказ о форсировании Случа? — спросил он строго у командира бригады.

— Пытались несколько раз, товарищ начдив. Не даёт пан нам хода. Несём потери. Как дождём из пулемётов сыплет, да ещё орудиями помогает. Вон как берег изрыл.

— Так что же, комбриг, выходит, нам зимовать здесь придётся? — вспылил Пархоменко. — Может, окопы готовить прикажешь?

Комбриг молчал. Начдив сердито и неторопливо постукивал сложенной вдвое плёткой о голенище своего правого сапога.

— Нет, не позволено это нам, — ответил сам себе Пархоменко. — Для нас остановка — значит поражение. Ну-ка, давай поищем переправу.

Они поскакали вдоль реки, держась подальше от берега, чтобы не достала белопольская пуля.

— Вон смотри, комбриг, — сказал Пархоменко, останавливая коня и указывая плёткой на реку.

— Там, где бухточка, товарищ начдив?

— Самое место для переправы: глухо, тихо…

Берега бухточки густо заросли кустами вербы. Плакучие ивы свешивали свои ветви над водой.

Сошли с коней, скрытно подползли к самой реке и замаскировались ветками кустов. В бинокли стали наблюдать.

На том берегу солдат, высунув из окопа голову, смотрел в бинокль в их сторону.

— Видишь? — спросил Пархоменко.

— Застава панская, — ответил комбриг.

— Убрать!

На рассвете следующего дня Случ покрывал туман. Двое молодых будённовцев, донских казаков, Толоконников и Архипов, сняв одежду, прямо из кустов нырнули в воду бухточки. В руках они держали винтовки с примкнутыми штыками.

Пархоменко, комбриг, командиры полков напряжённо всматривались в туман. Все волновались.

«Доплывут ли ребята? Должны, обязательно должны. Они ведь с Дона — значит, с детства на реке», — думал Пархоменко и крепко сжимал рукоятку шашки.

Шли долгие минуты. Туман постепенно редел, открывая гладкую поверхность реки. Пловцов не было видно.

— Где же они? Где? Неужели потонули? — тихо сказал Пархоменко.

Вдруг у подножья обрыва того берега появились два смельчака. Тёмно-зелёные речные водоросли свисали с их головы и плеч. С них капала вода.

— Ай да молодцы! — негромко воскликнул Пархоменко.

Он посмотрел в бинокль на заставу. Там было всё тихо. Значит, их не заметили.

Архипов и Толоконников по тропинке стали ползти вверх, прячась в густой траве. Вот кончился обрыв. До окопа всего двадцать метров. Но добираться надо почти перед глазами сидящих там четырёх солдат. Сейчас трое из них спали, а четвёртого караульного тоже клонило в сон.

Самое время — пятый час утра.

Неожиданно перед ним появились опутанные водорослями два лица.

Солдату показалось, что это ему снится.

«Водяные черти», — вяло подумал он.

И в этот же момент штык Архипова лишил его жизни. Сильный удар приклада поразил одного из спящих солдат. Третий вскочил. Но тут же был убит. Четвёртого, последнего солдата, связали, а рот заткнули его же фуражкой.

— Вот и языка достали, — сказал Толоконников.

Будённовцы, стоя на краю окопа, высоко поднятыми кверху штыками винтовок просигнализировали своим, что задание выполнено.

Пархоменко на радостях обнял комбрига:

— Герои! Умницы! Теперь действуй! Вперёд на панов!

Бригада, а за ней и остальные части 14 дивизии перешли вброд на тот берег. К вечеру Новоград-Волынск был взят Первой Конной.

Перед строем бригады выступил Пархоменко.

— Товарищи, командование Первой Конной поручило мне вынести благодарность красноармейцам и командирам за умелые действия против врага.

— Ура-а-а! — было ответом начдиву.

— Архипов и Толоконников, ко мне! — скомандовал Пархоменко.