Начать сначала - [84]

— Пожалуйста. — Пакстон упала на колени, всхлипывая, она Начала икать. Кампобелло, побледнев, наблюдал за ней. — Пожалуйста, перестаньте… я любила его.

И тут внезапно наступила тишина. Новобранцы глазели издали, гадая, что там у них происходит. Кампобелло, бледный, дрожащий, вырвался из лап Ральфа, а Пакстон поднялась на ноги и смерила его гневным взглядом.

— Я любила его. Вы можете это понять? — тихо сказала она, и сержант заплакал.

— Я тоже любил его. Я бы умер за него. Он спас мою жизнь в такой же проклятой дыре… я ничем не смог помочь ему на этот раз.

— Никто ничего не мог поделать, приятель, — пробормотал Ральф, отпуская его, — тут никто никому не может помочь. Это просто случится — или минует. Только посмотри на тех ребят, которые так чертовски осторожничают, а в тот самый день, когда приходит пора отправляться домой, они схлопочут пулю. А другой пьянствует и плевать на все хотел — так он-то вернется без царапинки. Судьба. Рок. Провидение. Называй как хочешь, но не стоит никого обвинять, этим ничего не изменишь.

Кампобелло понимал, что Ральф прав, но это как раз и сводило его с ума. Требовалось свалить на кого-нибудь вину за гибель Билла. Слишком много товарищей Тони уже погибло, а теперь и капитан, которого он любил, который спас ему жизнь, и сколько раз они вместе пили и веселились, были приятелями, даже друзьями, и вот его нет, кто-то должен ответить за это.

Кампобелло отчаянно хотел во всем обвинить Пакстон.

Ральф принялся негромко объяснять, зачем они явились сюда, и Кампобелло не на шутку удивился.

— Не могли бы вы помочь нам? Она совершенно права. Не надо, чтобы эти вещи попали домой, к жене.

Тут сержант сердито глянул на Пакстон и вновь наполнился ядом, но Пакетов уже стояла на ногах, сокрушенная, но не сдающаяся.

— Боитесь попасться? Так оно выходит? — спросил он.

— Нет. — Пакстон покачала головой. — Не хочу причинять боль ей и девочкам. Билл любил ее и детей тоже. Зачем же так поступать с ними? Мы порой говорили, что поженимся. Но теперь не надо, чтобы кто-нибудь знал про это. — И тут, хотя она вовсе не была обязана отчитываться перед сержантом, она рассказала ему, что случилось с ее отцом. — Он разбился в своем самолете вместе с другой женщиной, и маме придется прожить остаток жизни, помня об этом, а в один прекрасный день брат рассказал об этом и мне, только я так и не поняла, зачем он это сделал. Мы все растерялись, хотя, что касается наших родителей, мы в общем-то были в курсе, и все-таки вышло нехорошо. Нам не следовало этого знать, и его семье тоже не надо, довольно того, что он погиб. Я должна забрать свои вещи.

— Какие? — Он глядел на нее с подозрением, не желая отрекаться от своей ненависти.

— Три сборника стихов, которые я надписала, пачка фотографий, письма. Все остальное не важно. — На минутку она запнулась. — Я купила ему такие потешные штанишки на Рождество, и он припрятал где-то Локон моих волос. Думаю, это надо забрать в первую очередь.

— Все-таки почему вы так решили? — повторил он, подходя к ней вплотную, по-прежнему не веря, что она действует не из эгоистических побуждений.

— Я уже сказала. То, что произошло, достаточно скверно для нас всех. Она не должна узнать.

И тут на мгновение, но всего только на мгновение, сержант поверил, что Пакстон не так уж плоха, но от этого ему стало чересчур больно. Ему сделалось очень больно при мысли, что Билл Квинн и вправду любил ее, что он, может быть, погиб за нее или, во всяком случае, мог бы это сделать. Все они так устали, растерялись, обозлились, все пробыли во Вьетнаме чересчур долго, и Квинн, и Кампобелло, и Ральф, и даже Пакстон.

— Вы теперь вернетесь домой? — спросил Кампобелло, совершенно забыв про Ральфа. Пакстон ответила ему, и слезы вновь хлынули из ее глаз.

— Не знаю, — бессильно пожала плечами. — Наверное.

Он кивнул.

— Пойду разберу его вещи. Подождите здесь.

Он ушел на полчаса. Все это время Пакстон плакала, а Ральф курил одну «Руби Квин» за другой, пока сержант не вернулся с небольшим свертком.

— Я собрал книги, фотографии, письма и трусы Волос я не нашел, но раз их там нет, все в порядке.

Пакстон подумала, не осталась ли прядь на теле Билла, когда тот погиб, но не осмелилась предположить это вслух, чтобы не злить Кампобелло еще сильнее.

— Спасибо, — тихо откликнулась она, стараясь совладать с собой и принимая из его рук небольшой пакетик, такой жалкий — все, что уцелело от ее великой любви к Биллу Все, что осталось от их грез и надежд Словно город, сожженный военными в попытке выкурить вьетконговцев, их чувства обратились в золу и пепел.

Кампобелло стоял на месте, наблюдая, как они с Ральфом возвращаются к джипу, а потом повернулся и крикнул.

— Эй!

Он не хотел произносить имя Пакстон, но она обернулась и посмотрела на него, на человека, который ненавидел ее и винил в смерти Билла.

— Мне очень жаль, — дрожащими губами выговорил Тони.

Пакстон не поняла, жалеет ли он о том, что так жестоко обошелся с ней, или только о смерти Билла, но в любом случае Пакстон сочувствовала ему.

— Мне тоже, — отозвалась она, садясь в машину, и Тони все еще смотрел им вслед, когда машина выехала с базы, направляясь в Сайгон.