Начало всего - [71]

Послышалось шарканье, затем вновь раздался голос Тоби:

– Прости. Слушай, мне нужно идти на церемонию награждения. Мисс Уэнг ведет меня сейчас туда под конвоем. Но я могу печатать тебе сообщения… Шучу-шучу, мисс Уэнг…

– Иди. Все нормально. Я к тебе потом заеду.

Нажав отбой, я уставился на мобильный – на вспыхнувшую на нем маленькую надпись с длительностью разговора. Столько времени потребовалось Тоби, чтобы разнести в пух и прах все, что, по моему мнению, я знал о Кэссиди Торп. Теперь я понимал, почему она говорила о побеге из паноптикума. Она говорила о чем угодно, но только не о том, что хочет сбежать от смерти брата.

31

ДОМОЙ Я ЕХАЛ со странным ощущением: что бы между нами с Кэссиди ни происходило, это касалось не нас. А ее брата. Его внезапная смерть… После нее Кэссиди бросила школу и уехала доучиваться домой. Она словно пыталась найти место, куда могла сбежать от случившегося или хотя бы примириться с ним.

Множество недостающих кусочков мозаики наконец встали на место. Многое прояснилось: мальчиковая одежда, которую порой надевала Кэссиди; призрачный дом, куда она меня не пускала; участливая женщина, разговаривавшая с ней на турнире; отчаянное желание сделать все, чтобы проиграть.

Я знал, каково это, когда люди смотрят на тебя с жалостью. Когда ты везде приковываешь взгляды, словно трагедия оставила на тебе какую-то метку и тебе здесь не место. И понимал, почему Кэссиди пыталась этого избежать. Почему никому не рассказала о смерти брата. Почему выбрала город, где почти никого не знала, и бойфренда, который на себе ощутил, каково это – быть надломленным и несчастным.

До меня вдруг дошло, как непростительно и гадко я вел себя в медицинском центре. «Никто не умер», – сказал я ей. Слов ужасней, наверное, при всем желании не придумаешь.

А потом меня осенило: Кэссиди не хотела расставаться со мной. Она просто не хотела говорить мне о брате. Но теперь я узнал о нем. Теперь я знал, почему порой она кажется глубоко несчастной, почему она умоляла меня не лезть к ней с этим.

Раскол между нами произошел в вечер танцев. До этого все было хорошо. Еще в пятницу, когда миссис Мартин заставила нас на уроке спланировать идеальный отпуск, Кэссиди увлеченно рассказывала мне об отеле в стиле концепт-арт, в котором постояльцы спят в гробах. Как по мне, это отдавало чем-то психически нездоровым.

– Если бы мы остановились там, то не смогли бы разделить постель, – заметил я. – Ну, то есть гроб.

– Мы бы что-нибудь придумали, – заверила меня Кэссиди, положив ладонь на мою ногу, хотя мы сидели в классе.

А на следующий день все рухнуло.

Чем Кэссиди занималась днем перед танцами? Возможно, начала собираться. Накрасила ногти. Срезала с платья бирки. Позвонила мне после моей шутки насчет цветочной гирлянды. Затем что-то вспомнила. О годовщине смерти брата? Нет, год еще не прошел. Может, она, наоборот, о чем-то забыла? О его дне рождения? О какой-то их традиции? Бал разом перестал иметь для нее значение. Важно было одно: ее брата нет и в то же время он есть, потому что она не может сбежать от его смерти, как бы ни пыталась.

Кэссиди пошла в парк, поскольку она любит парки, поскольку именно туда она ходит, когда что-то должно быть сказано или о чем-то нужно подумать. И я ее там нашел. Уже стемнело, но Кэссиди этого не замечала, и было слишком поздно открывать правду, которую она так тщательно и долго скрывала. Кэссиди не собиралась ни с кем сближаться в Иствуде. И когда я стоял перед ней, ей оставалось одно – заставить меня уйти.

Поэтому она солгала. Конечно же, солгала. Я застал ее врасплох, и она не успела придумать ничего получше. Так у нее вдруг появился другой парень, а я стал всего лишь временным развлечением. И ложь эту Кэссиди выдумала, прекрасно зная, из-за чего закончились мои отношения с Шарлоттой. И в ту секунду она не сознавала, какую боль причиняет мне своими словами. Она пыталась исправить это… передумала… но я уже уходил. И когда она наконец набралась храбрости прийти в школу и встретиться со мной лицом к лицу, оказалось, что в лицо-то она мне смотреть и не может.

Я снова и снова прокручивал в голове эти мысли по дороге домой, проезжая раскинувшиеся под багряным небом бесконечные и девственные поля для гольфа, лежащие между Иствудом и Бэк-Бэем. Если моя догадка верна, то Кэссиди оттолкнула меня, поскольку это далось ей легче, чем объяснение, что ее брат умер и ей некуда бежать, чтобы притвориться, будто это не так. Если моя догадка верна, то мы не должны были расстаться тем вечером в парке и оба из-за этого страдаем.

Дома меня перехватил отец.

– Ну-ка подойди ко мне на минутку, чемпион, – позвал он меня в свой кабинет. На его губах играла фирменная добродушная улыбка.

Я сбросил с плеч рюкзак и сел на диван. Из кухни тянуло запахом еды – пахло чем-то подозрительно похожим на итальянскую кухню, а такого быть не могло.

– Мама готовит лазанью? – с надеждой спросил я, пока отец закрывал кучу открытых на компьютере экселевских файлов.

– Без глютена. – Он развернулся на кресле ко мне лицом и сложил пальцы домиком.

– Может, так будет вкуснее. – Сам не знаю, как мне удалось произнести это с невозмутимым лицом.