С новым патроном у нас сложилась стройная система огня. Ведь если противник дальше четырехсот метров, нет смысла стрелять по нему из винтовки — попадут только самые меткие стрелки — несмотря на то, что дульная скорость пули высока, по мере полета ее скорость падает, поэтому на это расстояние пуля летит уже более секунды. За это время цель сдвинется, поэтому надо стрелять с учетом упреждения. Но цель может двигаться не прямолинейно и не с постоянной скоростью, поэтому всякое упреждение — угадайка. Кроме того, на таком расстоянии начинает играть роль рассеяние — даже с жестко закрепленным стволом две последовательно выпущенные пули попадут в разные точки так называемого круга рассеяния — из-за небольших различий в навеске пороха, весе и форме пуль, степени нагрева ствола, микропорывах ветра — на каждую пулю влияет много изменчивых факторов. Ну и — ветер тоже сносит пулю, что требует брать упреждение не только на движение цели, но и на ветер. На полет влияет и атмосферное давление — при пониженном давлении пуля летит дальше, при повышенном — ближе, так как более плотный воздух оказывает на нее большее тормозящее воздействие. Новый патрон как раз давал приемлемую кучность на расстояниях до трехсот метров, а стрельба короткими очередями компенсировала погрешности от смещения цели. Поэтому всех пехотинцев тренировали открывать стрельбу на близких дистанциях — до двухсот, максимум — трехсот метров, оставляя работу на дальних дистанциях снайперам, пулеметчикам и артиллерии — для последней особенно неважны большинство этих факторов — даже если снаряд упадет на три метра левее, его осколки будут обладать достаточной убойной силой, а их количество надежно накроет стоящих поблизости пехотинцев. Поэтому бойцы, вооруженные пулеметами и снайперками, работали начиная с семисот метров, с трехсот к ним подключались винтовки, а автоматчики вступали с двухсот — двухсот пятидесяти метров. То есть по факту пехота охраняла позиции пулеметчиков, снайперов и артиллерии. Основной упор в тренировках делали на перенос индивидуального огня — цели на поле боя возникают быстро и на короткое время, поэтому важно не только увидеть цель, но и быстро прицелится и выполнить выстрел. Поэтому бойцов натаскивали на быстрое прицеливание — как без патронов, чтобы просто научились на автомате совмещать прицел с целью, так и стрельбой на учебном полигоне с управляемыми мишенями — новобранцы сидели в окопах перед мишенями и на веревках поднимали их после попаданий — так заодно они проходили обкатку обстрелами.
Но, так как пока мы делали стволы как из наших, так и из немецких винтовок, у нас производилось автоматическое оружие двух калибров. А два калибра в общем случае требуют и двух типов патронов, и двух типов оружия, со всеми его деталями — стволом, патронником, спусковым механизмом — ну всем-всем. Тут-то я и провел идею о платформе, когда в оружии для разных патронов все одинаковое, кроме патронника и ствола. Да и патронники были практически одинаковые — просто для "немецкого" калибра чуть сильнее растачивали пулевую часть, а так все остальное было одинаковым — даже затвор, тут немного поигрались с навеской пороха, чтобы он отталкивал затвор с той же силой, что и для "русского" патрона — так нам удалось применить на обеих системах затвор одинаковой конструкции. Все остальное в патроне, кроме малого различия в дульце гильзы, было идентичным, что позволяло и остальные детали делать одинаковыми одинаковые детали — магазины, коробки, приклады — различие в трех сотых миллиметра было важно только для ствольной части, а даже для магазина это не играло никакой роли.
Конечно, крутизна нарезов винтовочных патронов не совсем соответствовала нашим пулям — закрутка была слабоватой, и на расстояниях более 200 метров разброс составлял 50 сантиметров — чем дальше, тем больше. Но он компенсировался большей плотностью стрельбы.
На этом мы не останавливались. Весь сентябрь наши технологи разрабатывали оснастку и инструмент для производства собственных стволов, а металлурги уже начали выплавку небольших партий ствольных сталей — им удалось подобрать флюсы для нашей руды и теперь в стали почти отсутствовали вредные примеси. Легировали пока маловато, компенсируя нехватку легирующих присадок повышением углерода чуть ли не до полпроцента.
И напряженная работа дала плоды — к концу сентября у технологов почти стал получаться инструмент для самой сложной работы — чернового рассверливания каналов ствола. После нескольких уточнений они нашли нужные углы и размеры режущих кромок и положение базирующих элементов, при которых сверло практически не уводило внутри канала. Физики из лаборатории высоких давлений обещались через пару месяцев начать поставки мелких алмазов для режущих кромок, а пока планировалось использовать пластинки из карбида вольфрама и закаленной стали, покрытой в газопламенном аппарате нитридом бора. И технологи напряженно отлаживали инструмент — доводили стружколомы, чтобы получающаяся стружка была небольшой по размеру и ее можно было выводить вместе со смазывающе-охлаждающей жидкостью. Отлаживались под разброс параметров ствольной стали — металлурги не обещали всегда выдавать сталь одного и того же состава, но гарантировали некоторый диапазон примесей. Вот технологи и смотрели — как будет ломаться стружка на разных сталях при разной геометрии стружколомов и режимах сверления — ведь надо еще сделать так, чтобы стружка не сильно отклоняла сверло. Сложностей хватало.
