Начальник острова Врангеля - [11]

«Хэй-хо! Хэй-хо!»

Чужие в своем городе, гнут спины на иностранцев. Редкие прохожие-китайцы в синих куртках робко жмутся к стенам домов.

Автомобиль выезжает из центра, он отгорожен высокой каменной стеной. Теперь больше людей, узкие улочки заполнены народом. И ни солдат, ни броневиков, ни роскошных витрин. Кругом синие куртки. Люди идут прямо по улице, автомобиль без конца гудит и еле-еле движется в толпе пешеходов.

Позади машины группа детей. Над выбритыми лбами маленькие косички. Они плюют вслед автомобилю, что-то кричат. Что они кричат?

— Вот едет белая собака, — говорит переводчик.

Значит, Ушакова приняли за англичанина или француза.

Он настороженно оглядывается. В тесных улочках все больше народу. Ребятишки кричат, плюются. Около машины появились парни повзрослее. Они тоже кричат, а Ушаков и без переводчика понимает, какие слова произносят китайцы.

Стоп! Толпа перегородила дорогу. Автомобиль остановился. Двое прыгнули на подножку, показывают руками — назад.

Вокруг — море синих курток. Уколы злых глаз. Резкие крики. Что делать?

Ушаков отворачивает лацкан пиджака. Там красная пятиконечная звездочка.

Двое на подножке застывают. Медленно затихает гул толпы. Ушаков ждет.

Переводчик быстро повторяет два слова: «Москва. Большевик».

И… теперь в глазах китайцев улыбка и любопытство. Тянутся для рукопожатия руки. «Москва. Большевик…»

А во Владивостоке «Ставрополь» уже готов к плаванию. Вся подводная часть его обшита толстыми стальными листами. В трюме установлены распоры из лиственничных брусьев. На случай зимовки во льдах взят запас продовольствия на год.

В последний раз заходит разговор о радиостанции. Брать или не брать? Она нужна, очень нужна. Но длинноволновая радиостанция громоздка — это еще один дом. Это несколько больших мачт, оборудование. Понадобится специальная бригада строителей и монтажников, чтобы установить станцию, подвесить антенны. За время короткой стоянки «Ставрополя» у острова Врангеля с этой работой не справиться. Решено ехать без радиостанции.

Суматошные дни перед отплытием. Неужели они когда-нибудь выйдут в поход? Что-то забыто, что-то не упаковано… При погрузке уронили мешок с мукой. Его выловили.

— Берите, берите, — подсказывает Миловзоров, — Внутри мука не промокла.

Конечно, нашлись «доброжелатели». Один из них отвел Ушакова в сторону.

— Вы здравомыслящий человек или сумасшедший?

— В чем дело?

— Первая встреча со льдами — и вы погибли. «Ставрополь» ходил в Ледовитый океан, я знаю, но он всегда шел вдоль берега, а если крепкий лед — пережидал в бухтах.

— Не волнуйтесь за нас. Не погибнем.

— Тогда подумайте о государственном имуществе.

— Да мы обо всем подумали.

— Ишь, смелые какие! А я вас предупреждаю: вы не доберетесь до острова, и я еще поприсутствую на суде над вами.

— Вот этого уж никогда не будет.

— Почему?

— Если нас раздавит во льдах и мы погибнем, то некого будет судить. Если доберемся до острова… За что же судить?

— Шутите, товарищ Ушаков. Дошутитесь.

Но вот все готово, все разговоры окончены.

Пятнадцатое июля 1926 года. На «Ставрополе» митинг.

Гости покидают пароход.

Гремит цепь, якорь выбран.

Над бухтой Золотой Рог звучит протяжный гудок.

яранги на пароходе

Десять дней потребовалось «Ставрополю», чтобы сбегать, как говорит капитан Миловзоров, в Японию и добраться до Петропавловска-на-Камчатке.

Последний город на пути к острову Врангеля!

Может быть, поэтому — запомнить надолго! — глаза подмечают полоску деревянного тротуара, мачту радиостанции, почту, газету в руках старичка, усевшегося на лавочке перед домом. Когда-то теперь увидят они свежую газету? Когда смогут отправить или получить письмо?

Впереди еще три остановки: бухта Провидения, мыс Чаплина, мыс Дежнева. Но это уже не города — небольшие поселки. После Петропавловска оборвется последняя ниточка, связывающая их с прежней привычной жизнью. И хочется скорее попасть на остров Врангеля, и страшно немного.

Такое настроение было у Ушакова утром. Вечером он уже посмеивался над собой и тихонько приговаривал:

— Эх, ты, городская душа, учись решительности у северян.

Урок этой решительности ему преподал Скурихин, один из лучших охотников Камчатки. Со Скурихиным они встретились в городе днем.

Скурихин был немного грузноват, движения его были неторопливы. Казалось, он не любит быстрых решений, не любит резких перемен в своей жизни.

«Наверное, в молодости и тянуло его к странствиям, — подумал Ушаков. — Теперь, конечно, семья, дети, собственный дом, хозяйство. Теперь его не оттащишь от теплой печки».

Но на всякий случай спросил:

— На остров Врангеля съездить не хотите?

Скурихин почесал в бороде.

— Остров? Да што там есть? Што делать на нем? — и неожиданно зевнул.

— Песец есть. Белый медведь. Морской зверь еще.

— А золото? Золотишко там не находили?

— Чего не знаю, того не знаю. Надо посмотреть. Остров неизученный.

Скурихин опять зевнул, пошлепал ладонью по губам. Все тем же глухим и каким-то ленивым голосом продолжал расспрашивать:

— А што за шкурку платить будете? Детишкам на молочишко надо заработать. Как со снабжением?

Ушаков без всякой надежды на успех отвечал. Он чувствовал, что Скурихина с места не стронешь. Прирос к Камчатке.