Наблюдая за русскими. Скрытые правила поведения - [74]

Однако сказанное выше о тексте песен относится далеко не ко всем поэтам и композиторам. И в этом плане совершенно особняком стоит так называемая авторская песня. Название, конечно, странное: а какая песня не авторская, даже народная? Любую песню кто-то сочинял, иногда даже автор известен, а песня всё равно народная — взять тех же некрасовских «Коробейников» или сурковскую «Землянку». Это не говоря уж о «Катюше» Михаила Исаковского. На Западе предпочитают говорить об «анонимных» произведениях: автор неизвестен, но он есть. Снова перед нами признак индивидуалистического общества: в данном случае — уважение к личности автора, кто бы он ни был.

У нас под авторской — она же бардовская — обычно понимают песню, текст которой и музыку сочинил и исполняет один и тот же человек. В других странах и культурах они зовутся или звались миннезингерами, менестрелями и опять же бардами.

Такие певцы существовали всегда, но в наше время их отсчёт можно начинать с блистательного Вертинского, длительное время проживавшего в эмиграции; о нём долго умалчивалось в России. Его безупречный вкус, изящные аристократические манеры, неповторимые, чуть капризные интонации в советской России воскрешали воспоминания о навсегда ушедшей досоветской эпохе и Серебряном веке русского искусства. Вот здесь текст оказался очень важен. Слушаешь Вертинского, и хочется понять каждое слово.

А после большого перерыва знамя подхватил Булат Окуджава, с его мягкими и тёплыми стихами и такой же музыкой. Что интересно: мелодии его песен кажутся непритязательными, но это скорее преимущество, потому что их легко мог повторить каждый желающий.

А желающих оказалось множество, едва ли не вся Россия, уж слишком осточертела официальная барабанная эстрада, забитая пропагандой и натужным оптимизмом. Власть Окуджаву терпеть не могла: он явно не укладывался в обойму послушных бодрячков. Ему чинили всяческие препятствия, его ругали все журналы и газеты, но это только повышало его авторитет.

Здесь следует вспомнить, что начало творчества Окуджавы счастливо совпало с триумфальным шествием по стране магнитофона. Началась великая магнитофонная революция, главным достижением которой была победа над цензурой. С ленты на ленту перематывался любой текст, и ничего с этим поделать было нельзя. Радиоголоса из-за бугра заглушали, хоть и удавалось это далеко не всегда. А что можно было сделать со всего один раз попавшей в руки обывателя кассетой? Окуджаву «вживую» услышать было неимоверно трудно, но плёнка — вот она. И эта плёнка звучала в каждой квартире, вопреки воплям возмущённой официальной пропаганды.

А после Окуджавы вихрем ворвался на эстраду Владимир Высоцкий. Говорил он о том же, что Окуджава, но если, фигурально выражаясь, Окуджава плакал, то Высоцкий орал, хулиганил, свистел, засунув пальцы в рот.

Пожалуй, можно назвать только одну эстрадную русскую певицу, которую можно смело сравнить с великой француженкой Эдит Пиаф. Это Елена Камбурова. И именно она менее всех известна в своей стране. Правда, те, кто знаком с её искусством, никогда не станут слушать самых знаменитых нынешних поп-звёзд.

Камбурову называют королевой печали, потому что главная её мелодия — грусть. Может быть, именно потому её и не пускают на экраны телевизоров: в моде нынче по-прежнему бодрячки и попрыгунчики.

Вот и с книгами стало совсем плохо. Русские перестали читать. Впрочем, об этом мы уже говорили в другом месте.

Осталось сказать несколько слов о совершенно новом для постсоветской жизни русского народа виде отдыха — поездках за границу. Правда, в последние годы советской власти мы всё же могли ездить на курорты хотя бы в страны так называемого социалистического лагеря, но там всё было так похоже на то, что мы видели на родине, что появилась пословица: «Курица не птица, Болгария — не заграница».

Сейчас мы можем ездить куда угодно и на какой угодно срок. Более того, мы знаем точно, что нас примут обратно. А ведь было время, когда желание покинуть нашу страну приравнивалось к предательству, и если ты уехал на «гнилой Запад», скатертью дорога, обратно тебе путь заказан. И уезжали, покидая родину, со слезами и пониманием, что это — навсегда. Кто по идейным соображениям, кто — в поисках счастливой, более обеспеченной материально жизни: «Запад, конечно, гниёт, но зато какой запах!»

Разумеется, ехать-то мы сегодня можем, но эта возможность серьёзно ограничивается толщиной нашего кошелька.

Поучительная тема: русские за границей. Поразительно, как проявляется русская натура там, где для неё открываются новые возможности. Одна тенденция: буйный русский, на родине с вызовом отрицающий все ограничения, попав под бдительное око полицейского, вдруг становится законопослушным гражданином, старающимся не превышать скорость и — боже сохрани — ехать на красный свет. Он прекрасно понимает, чем это для него может кончиться и что за предложение взятки полисмену он может загреметь в тюрьму или попасть на такой штраф, какой ему придётся выплачивать не один год.

Но есть и другой вариант, прямо противоположный. В чужой стране, где ты только временный гость, можно куролесить, особенно если есть деньги. В одном старом фильме герой насмешливо восклицает, видя, как рвётся в западный мир русская хабалка: «Пустите! Пустите Дуньку в Европу!» Вот такая нынешняя дунька, уверенная, что её деньги откроют перед ней все двери, хамка с тугим бумажником, и создаёт русским отвратительную репутацию на благопристойном Западе. Нуворишей не любят нигде.