Наблюдая за русскими. Скрытые правила поведения - [73]

Удивительно ли, что кое-кто из наших светил время от времени не возвращался из зарубежной поездки. В Большом театре сбежали таким образом три крупнейших исполнителя. Скандал был большой, но понять беглецов было можно: «там» никто не контролировал их работу, не давал дурацких советов, не запрещал спектакли, а платили так, как никому в России и не снилось. Но труппе они нанесли страшный урон.

«— Что такое Малый театр?

— Это Большой после завершения зарубежных гастролей».

И правительство стало срочно принимать меры. Нет, не в смысле повышения зарплаты и предоставления большей свободы творчества. Горькая шутка, как водится, не лишённая правды:

«Большой театр стал выезжать за рубеж тремя группами: балет, кордебалет и опергруппа…»

Впрочем, традиция уезжать и не возвращаться начата, вероятно, Фёдором Шаляпиным, величайшим басом всех времён и народов, которого власть фактически вытолкала за кордон. Сейчас ему ставят памятники, а было время, когда его лишили звания народного артиста и уничтожали пластинки с его записями.

Остался в Финляндии, когда она отсоединилась от Советской России, Репин; навсегда стал американцем Стравинский; хотел вернуться, да не вернулся Рахманинов. Мы сами выгнали из страны, лишив гражданства, Ростроповича и Вишневскую… Список легко продолжить. Гениям трудно жить на любом клочке земного шара, но, по-видимому, есть места, где полегче, а где — совсем невозможно…

Но коль скоро эта книга посвящена особенностям русского национального сознания, то никак нельзя обойти русскую народную песню, романсы и творчество наших бардов.

Приходится с горечью признать, что русская народная песня из быта ушла вместе с национальным костюмом. Свои песни мы петь перестали, их заменили эстрадные шлягеры, часто самого низкого пошиба. Русская эстрада, пользуясь модным выражением, упала ниже плинтуса. Абсолютное большинство представителей так называемой попсы — это шустрые, пробивные личности, с помощью немалых денег приобретшие славу и место под солнцем. Имена, что мелькают сейчас, вызывают тоску или негодование: как можно так не уважать зрителя? Особенно бесит пение «под фанеру», когда давно уже немолодая толстая дива в мини-юбочке приплясывает и разевает рот, а из репродуктора звучит записанная ею годы назад песня.

Самое интересное, что за «фанеру» никому не стыдно, «певцы» без ложной скромности заявляют: наши голоса так важны, мы опасаемся их повредить, поэтому мы не можем себе позволить каждый раз петь по-настоящему. А что? Как выразился один наш самый знаменитый «попсист», не брезгающий матом и жаргоном: «Пиплы схавают!» И правда, хавают, да ещё как.

А ведь так было не всегда. Старики помнят Марка Бернеса, Клавдию Шульженко, а любители народной песни — Надежду Обухову, Лидию Русланову и конечно же совсем недавно покинувшую нас Людмилу Зыкину.

Русская народная песня, как правило, протяжная, раскинувшаяся, как необъятные русские просторы. Специалисты иногда утверждают, что связь тут несомненная: глядя на бесконечную русскую равнину, хочется петь о ней такую же бесконечную и невероятно красивую песню. Здесь поёт сама душа русского народа. Сегодня с эстрады петь «по-настоящему» может, вероятно, разве что Надежда Бабкина.

Особенно ярко русская песня зазвучала в годы последней большой войны. Тому было сразу две причины: поэты и певцы в массе своей перестали писать и петь бодряческие песни на ходульные слова. В дни таких неимоверных лишений поэзия заговорила естественным для неё языком страдания. И лирика тоже стала настоящей: Сурков — поэт далеко не первого эшелона, но его «Землянку» пела вся Россия.

Вторая причина всплеска истинной и искренней песенной поэзии — небольшое ослабление цензуры: власти поняли, что в такое время необходимо немного ослабить вожжи. Но очень немного. В той же «Землянке» первоначальные строки были такими:

Ты теперь далеко-далеко,

Между нами поля и снега.

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти четыре шага.

Цензоры насторожились: как это «до смерти четыре шага»? Это упадническая строчка. И в результате строфа стала заканчиваться так:

…До тебя мне дойти нелегко,

И следы заметает пурга…

Искренность сменилась банальностью.

Ещё один жанр очень тонко выражает сущность русской души. Это русский романс. У каждого народа есть что-то в этом роде — американские баллады, французские шансоны, испанские серенады, неаполитанские песни. Русские романсы не похожи ни на какие другие. Стихи, на которые они написаны, нередко слабые, банальные, когда их читаешь, проникаешься недоумением: что тут такого, почему стихи плохие, а романс так берёт за душу?

Ответ, в сущности, простой: романс написан сердцем, музыка его подлинно русская, так чувствует и так понимает жизнь русский человек. А стихи? Что стихи! Кажется, Вольтер сказал: «То, что слишком глупо, чтобы сказать, можно спеть». Старый язвительный скептик был прав: стихи, не положенные на музыку, обязаны быть настоящей поэзией, а когда они становятся песней, это уже не так важно.

Кстати, так называемые цыганские романсы в абсолютном большинстве написаны русскими композиторами. Да, их время от времени исполняют цыгане, но менее русскими они от этого не становятся.