Набережная - [3]
Алена. Ну, такого счастья мне и задаром не надо, спасибо!
Люба. Это, может, я себя жалею. (Неожиданно.) Ты «Бурду» новую обещала, осенне-зимний сезон. Вся надежда — мини опять в моду войдет. Ноги — мой последний шанс.
Тетя Зина(из-за стойки). Поезд ушел, тю-тю, ландыши.
Люба(бодро). Обрежу опять все юбки, загорю ноги, остригусь под сыпной тиф, очки темные в пол-лица, чтоб разрушений не было видно, — начинаем жизнь сначала!
На набережную выходит Зоя. Ей столько же лет, сколько и Алене, но она миловиднее подруг — стройна, на длинных, легких ногах, с сияющими нетерпеливым ожиданием серыми глазами. Впрочем, очень может быть, десять лет назад Люба была такой же.
(Увидела ее издали; тете Зине.) Еще одну, Зина! И парочку «пепси». И сигарет пачку, болгарских!
Зоя(подходя к девушкам). Наследство получила?
Люба. Обожаю шикарную жизнь. Что так долго? (Алене.) Сходи возьми, ты помоложе.
Алена(идет за кофе). Любишь, чтоб тебя обслуживали… (На ходу, Зое.) Ты просила «Экран» и «Советское кино», я принесла.
Тетя Зина. Вот тоже зараза, кино. Особенно когда «до шестнадцати лет не допускаются». Тут они как раз все как с цепи сорвались.
Алена(берет кофе и прочее на подносе). Сегодня кофе у вас, тетя Зина, особенный, так пахнет! (Идет с подносом к ближайшему столику.)
Тетя Зина. Своим заварки не жалею, только и делов.
Девушки садятся за столик.
(Зое.) Люська моя тебе на набережной не попадалась?
Зоя. Такая она у вас хорошенькая стала, тетя Зина, совсем взрослая! Уже на каблуках!
Тетя Зина(испуганно). Какие каблуки? Она же прямо со школы, у них собрание было… Откуда каблуки?!
Люба. Небось твои. Ничего, скоро из них вырастет, акселерация.
Тетя Зина(в гневе). Я ей дам каблуки! Я ей такую акселерацию покажу!.. Все! Закрываю лавочку! Кто расплачиваться будет? Мне еще эти бутылки с пляжа таскать до темноты!
Люба. Не сбежим, не бойся, фирма солидная.
Тетя Зина(вновь идет вниз, на пляж). От меня сбежишь, как же… (Ушла.)
Девушки, как по команде, разом закурили.
Алена. Я на каблуки только в десятом в первый раз встала. Да и то отец такое устроил!..
Зоя(взгрустнула). А я школу понемножечку стала забывать…
Люба. Лично я тоже на память не жалуюсь — сезон кончился, и как не бывало. С глаз долой — из сердца вон. И опять я чистая и свежая, как огурчик.
Зоя(про себя, мечтательно). Ноябрь, декабрь, январь, февраль, март, апрель… Ужас!..
Люба(твердо). Наши месяцы, которые без «р».
Алена. Что значит — без «р»?
Люба. А с мая по август. Ну, еще сентябрь, бархатный сезон. И все!
Зоя. Далеко еще как..
Алена. В том году опять поступать… Месяца через два повторять засяду.
Люба. В третий раз?!
Зоя(сочувственно). В четвертый. Жуть! Железный характер.
Алена(печально). Теперь уже не в университет, никакой надежды… Теперь уж в педагогический. Или даже на библиотечный…
Люба. Пять лет извилины в узел вязать, чтоб потом штаны в той же читалке просиживать за сто рэ с бубенчиками?!.
Алена. Разве в этом дело?!
Люба(с неожиданной яростью). А в чем? В чем?! Пусть мне кто-нибудь объяснит! Ну?! И не из книжек! Про книжки мне все ясно. Я лично про себя знать хочу — в чем? Кому это надо — торчим здесь всю дорогу, пьем кофе до посинюхи, курим — пальмы от дыма вянут, говорим, говорим, ждем, ждем — ну я-то, положим, ничего уже не жду, нема дурочек! — чего ждем? А?! Я вас спрашиваю!
Алена(неуверенно). Ну, я в институт… все-таки цель. Или вот — на доске Почета, на городской, третий год подряд вишу… мало этого?
Люба(еще яростнее). Мало! У меня грамот в комоде больше, чем комбинаций! Я за свою жизнь фотоснимков этих курортных настругала — всю набережную обклеить можно. А — мало!
Зоя. Скорей бы май…
Люба(и вовсе вышла из себя). И опять временная жизнь? Опять — чужая, напрокат?! Спасибо, сыта по горло!.. (Неожиданно остыла.) Ладно, вы пока молодые, глупые. Сравняетесь со мной, поговорим.
Зоя(неожиданно). А я и не жду. Я ему и так отвечаю.
Люба. Кому?
Алена. Что значит — отвечаю? Он-то тебе не пишет! За все время одну открытку несчастную!..
Зоя(почти с гордостью). Какая разница? Все равно я регулярно ему пишу.
Люба. Кому-то из нас троих давно в психушку пора…
Зоя. Он когда уезжал — ну, шестнадцатого августа, — сказал, будет писать каждое воскресенье. Легко подсчитать: письма из Москвы идут три дня, ну, от силы четыре…
Алена. Если авиа.
Зоя. Значит, я должна их получать в четверг, не позже, так?
Люба. Ну?
Зоя. По пятницам я ему отвечаю, очень просто.
Люба и Алена смотрят на нее со смешанным чувством недоумения, осуждения и сочувствия.
Что вы на меня так смотрите?.. Я же себе представляю, что он пишет. Точнее, что он написал бы. Если знаешь человека, угадать нетрудно.
Алена(ничего не понимая). Почему же он тебе не отвечает?
Зоя. Как же он может мне отвечать. Если он их не получает? Если я их ему не пишу?.. В смысле, на бумаге не пишу. А только в уме.
Люба. Из нас троих — тебе, все-таки…
Зоя(не услышала ее). На работе, пока больные электропроцедуры у меня принимают, времени свободного навалом. Я и пользуюсь. Пишу ему мысленно, потом переписываю, переделываю…
Люба(в новом приступе бескорыстной ярости). И ответа ждешь?!
Зоя. Ну да. До следующего четверга.
Пьеса Ю. Эдлиса «Прощальные гастроли» о судьбе актрис, в чем-то схожая с их собственной, оказалась близка во многих ипостасях. Они совпадают с героинями, достойно проживающими несправедливость творческой жизни. Персонажи Ю. Эдлиса наивны, трогательны, порой смешны, их погруженность в мир театра — закулисье, быт, творчество, их разговоры о том, что состоялось и чего уже никогда не будет, вызывают улыбку с привкусом сострадания.
«Любовь и власть — несовместимы». Трагедия Клеопатры — трагедия женщины и царицы. Женщина может беззаветно любить, а царица должна делать выбор. Никто кроме нее не знает, каково это любить Цезаря. Его давно нет в живых, но каждую ночь он мучает Клеопатру, являясь из Того мира. А может, она сама зовет его призрак? Марк Антоний далеко не Цезарь, совсем не стратег. Царица пытается возвысить Антония до Гая Юлия… Но что она получит? Какая роль отведена Антонию — жалкого подобия Цезаря? Освободителя женской души? Или единственного победителя Цезаря в Вечности?