Набат - [23]

— Вот видишь? — понравилась отговорка Марье. — А ты во всем только плохое выискиваешь.

— Я тебя слишком хорошо знаю, — не поверила Чара. — Нагловатенькое и подловатое чадо. Пользуешься тем, что жалею тебя, не могу по-матерински всыпать.

Марья, вспыхнув, покинула кухню.

— Доставала? — участливо спросила она Трифа.

— Не без того.

— Заметно… Понимаете, Илья Натанович, Машка с полгода назад вступила в отряд «юных христиан». Я сначала обрадовалась, не по улицам болтается девчонка, жить учится по законам христианской морали. А послушала ее — ужаснулась: подростки, сведенные кем-то в банды. Я очень сомневаюсь, что за всем этим стоит Церковь. Под видом святой истины им вдалбливают в головы кодекс насилия и бесчестия!

— А почему вы не воспротивитесь? — выслушав, удивленно спросил Триф. — Так и до беды недалеко…

— Сложный вопрос, Илья Натанович, — стало печальным лицо Чары. — Я ведь Машке не родная мать, двоюродная тетка. Ее родители погибли три года назад, она досталась мне вполне сложившимся эгоистом. Девочка все принимает в штыки, и я в замешательстве, кое-как справляюсь с ней. Запретить ей посещать сходки, а что вместо? Я не сильна убеждать, а она не очень воспринимает нотации. Вы бы не взялись направить ее?

— В моем положении? — грустно усмехнулся Триф. — А что там, к слову сказать, происходит? Я ведь чувствую. Машина какая-то у калитки, вы все скованны…

— Врать не могу, Илья Натанович. К тому лее Виктор попросил подготовить вас. Какой-то важный туз из органов прибыл за вами.

— Охо-хох! — так и сел на табурет ошарашенный Триф, прямо на пучок укропа.

— Только не ударствуйте! — успокаивала Чара. — Намерения у них мирные, будто хотят вас от Церкви уберечь.

— Час от часу не легче!

— Не могу судить, Илья Натанович, но что им всем от вас надо?

— Как вам сказать… — ушел в размышления Триф, задумчиво теребя передник. — Все беды на земле от дерзких. Как сказано в притчах Соломоновых: «Поучающий кощунника наживет себе бесславие и обличающий нечестивого — пятно себе. Не обличай кощунника, чтобы он не возненавидел тебя, обличай мудрого, и он возлюбит тебя. Дай наставление мудрому, и он будет еще мудрее, научи правдивого, и он приумножит знание». Я попробовал передать часть своих познаний мудрецам, оказалось: без умных обойтись можно, без послушных никогда.

— Я вас поняла. Однако власть не может обойтись без умных. Неужели вам не нашлось места среди советников?

— Это разные вещи, Чара. Если я стану подсказывать плотникам, какой высоты порог делать, — это одно, а говорить им, что дом, ими возведенный, плох, — это другое. Это — посягательство на приоритет. Проще говоря, я толковал Библию иначе принятых норм.

— Не поняла, Илья Натанович: по-моему, Библия — книга книг, где сокрыта величайшая мудрость.

— Вот именно — сокрыта. Бьюсь об заклад, вы не читали ее, как не читали Библию наши вожди — светские и святские.

— А верно! — засмеялась Чара. — Не читала. Так, слышала кое-что, цитатки кое-какие… А что вам в Библии не по нраву?

Триф вздохнул. Беседовать на эту тему не хотелось.

— К нам идут, — сказал он, выглянув в окно. На крыльцо поднимались Портнов и двое незнакомых людей.

Чара слегка поправила прическу и открыла дверь кухни.

Первым вошел высокий мужчина, худощавый, с приятным, не колющим, но проницательным взглядом.

— День добрый, — сказал он и представился: — Генерал Судских.

Он посмотрел внимательно на Чару и остановил взгляд на Трифе, уверенный и располагающий.

— Илья Натанович, вам надо срочно покинуть это гостеприимное убежище.

— А обед я приготовил, не убрано тут, — засуетился, морща лицо, Триф. — Как-то некстати…

— Отобедаем в другом месте, — мягко настаивал Судских. — Я вызвал вертолет — это говорит о чем-то?

— А в Южном порту меня ожидает атомная субмарина, — грустно сострил Триф.

— Фарватер мелковат, — принял шутку Судских. — Благодарите хозяев за приют — ив путь.

В прихожей, вздыхая горестно, Триф надел куртку, мокроступы, попрощался со всеми разом и с Марьей отдельно:

— Прощай, дитя. И будь аккуратнее в выборе учителей. В Писании сказано: «Мудрость лучше силы, и однако же мудрость бедняка пренебрегается и слов его не слушают».

По личику Марьи, смазливому и озленному, отчего оно казалось мелким, читалось, что за словом в карман она бы не полезла, не будь здесь взрослых, особенно Чары, настороженной, как капкан.

— Да пребудет с нами Иисус наш, брат мой, — не удержалась Марья от ерничества. — Я провожу вас, — и первой выскочила из дома, опережая наставления Чары.

Портнов повел всех не к калитке, а к забору. Он шел впереди, за ним — Судских, Триф, замыкали шествие двое оперативников в камуфляже и Назаров. Поодаль, будто нехотя, пробиралась Марья.

— Боже мой, Боже мой! — хватался за голову Триф, поспешая за Судских. — Объясните, что происходит?

— Пока ничего, — отвечал Судских, — но по вашу головушку сюда прибыло несколько милицейских машин, да едут два грузовика с юнцами, непонятно кем ведомые. Я побаиваюсь провокаций.

— A-а, это вы не знаете, а меня Марья просветила: это «юные христиане», защитники веры, — торопился Триф.

— Потом разберемся, — не вдавался в подробности Судских.