Набат - [46]

Его скуластое лицо покрылось большими красными пятнами.

— Бог дал ему крылья, и он не разбился… Здесь жарко, а внизу еще хуже, дышать нечем.

Присел Асланбек перед ягненком, нежно провел по его мордочке кончиками пальцев, потом взял на руки, прижал к груди.

— Я так думаю, что через два дня запрыгает.

Джамбот натянул на себя черкеску, бросил короткий взгляд на Асланбека, потом отвернулся, постоял, очевидно, ждал, не заговорит ли с ним юноша. Но тот был занят ягненком. Джамбот пошел прочь, опустив плечи…

Асланбек спохватился, крикнул ему вслед:

— Спасибо!

Джамбот замедлил шаг, но не оглянулся.

— Век не забуду тебе этого, Джамбот!

2

С торжественным видом взошли на крыльцо Дзаге и Муртуз, постояли молча, потом Муртуз прошаркал к дубовой двери и предупредительно распахнул ее перед другом. Но Дзаге не переступил порога. Он вытянул вперед тонкую сухую шею, заглянул внутрь и глубоко вдохнул густой запах свежей краски. Из-за его спины, приподнявшись на носках, нетерпеливо тянулся Муртуз, ему тоже хотелось глянуть. Дзаге, наконец, шагнул в класс. В залитом светом просторном классе выстроились в четыре ряда новые парты. На широкой стене блестела свежей краской доска. На подоконниках стояли цветы в глиняных горшках. Оставляя на темно-вишневом полу пыльные следы от чувяк, Муртуз прошел к столу учителя, сел, поерзал, словно хотел проверить прочность стула, снял шапку из черной овчины, но, подумав, снова водрузил на место.

— Скажи, Дзаге, тебе не жалко протирать штаны? Зачем ты ходишь в школу, спрашиваю я? — Муртуз откинулся назад, и, упершись в спинку стула, уставился на друга подслеповатыми глазами.

Давно у Дзаге не было так радостно на душе, как будто не внуки, а сам он сядет за парту.

— Не знаю, учитель, — поддержал он шутку. — А что?

— Сидел бы дома и отцу помогал баранов пасти.

— А у нас нет баранов, учитель.

— Потому и нет, что лентяи оба.

— Учиться хочу, учитель. В большой город уйду, человеком стану.

— Как ни старайся, а из тебя не получится даже писаря, — Муртуз припечатал ладонь к полированной поверхности стола, продолжая: — Петуха можно скорее научить буквам, чем тебя.

Дзаге вошел в роль и, переступив с ноги на ногу, опустил узкие плечи.

— Не прогоняй, учитель!

Дзаге состроил такое жалобное лицо, что Муртуз смягчился, махнул рукой.

— Ладно, мне что… Протрешь штаны и будешь сидеть дома, отец новые тебе не купит.

— Спасибо, век буду молиться за тебя.

— А-а, ты бы лучше принес мне индюка, чем молиться за меня.

— Нет у нас индеек, учитель.

— Ха! Поди поговори с этим темным человеком! Скажи, сколько ног у нашего красного петуха? Молчишь. Никогда тебе не сосчитать их!

Закивал головой Дзаге, мол, сущую правду ты говоришь, учитель, но тут же спохватился.

— Ах ты собачий сын! Передай своему отцу, пусть зашьет твои толстые губы. Вы только послушайте его, люди!

С улицы донесся чей-то смех, и Дзаге поспешно оглянулся: в распахнутом настежь окне промелькнули косички.

— Вот я вас сейчас! — Старик направился к окну.

— Кто это там?

— Кто, как не Фатима с Залиной.

Упершись левой рукой в подоконник, Дзаге выглянул на улицу, посмотрел туда-сюда, однако девушек уже след простыл, и он рассмеялся.

— Ты что? Один смеется — над собой смеется.

— Так, так… А двое смеются — друг над другом смеются, — добавил Дзаге.

Он смотрел на груду камней, возвышавшихся перед школой. Там еще недавно стояла старая школа. В первый год Советской власти аульцы устроили зиу[32] и дружно за два дня сложили просторную саклю, снесли туда кто что мог: столы, скамьи, керосиновые лампы…

В окно вместе с солнцем вливался поток утреннего горного воздуха.

— Люди думают, что мы с тобой тоже прожили на свете.

Муртуз поднялся, сунул под мышку палку, прошелся до двери, вернулся к столу:

— Что мы видели с тобой в молодости? Горы, небо, бараньи хвосты… Пронеслась жизнь быстрее ветра. Одной ногой уже в могиле стоим.

— Стоим, конечно. Только жизнью еще никто не насытился. Эх, Муртуз, забыл ты, что жизнь и смерть — родные сестры. Посмотри мне в глаза, уж не умереть ли боишься? Ей богу, мне стыдно за тебя. Умереть тоже нужно иметь мужество…

Дзаге посмотрел на друга. Что с ним? Когда-то под Карсом турки ранили его в бою, повалили, хотели связать, но Муртуз сумел кинжалом уложить троих, остальные трусливо бежали. Тогда смерть кружила над ним, как орел над отарой, а он и не думал о ней. Видно, действительно пришла старость, если заговорил о смерти…

Приоткрылась дверь, и в класс заглянул Джамбот.

— Входи, входи, порадуйся вместе с нами, — пригласил Дзаге.

— Да будет счастливо ваше утро, — приветствовал старших Джамбот.

— Пусть бог даст тебе долгую жизнь!

— Э, зачем, Дзаге, ты проклинаешь хорошего человека, — сказал Муртуз. — Вглядись в меня, беззубого. Скажи, хотел бы ты так долго прожить?

Муртуз остановился напротив Джамбота и прищурил глаза.

— Конечно!

— Ты хитрец, и в игольное ушко пролезешь, — Муртуз переменил разговор. — Как ты думаешь, сколько детей будет учиться в новой школе? — обратился он к другу.

Вопрос был настолько неожиданным, что поставил в тупик Дзаге, мудрости и находчивости которого завидовали аульцы.

Видя замешательство старика, Джамбот попытался прийти ему на помощь.