На зов тринадцатой могилы - [10]

В этом и заключается моя работа. Будучи ангелом смерти, или мрачным жнецом, я помогаю заблудшим находить путь домой. Но в основном я стараюсь выяснить, что задержало их на Земле, и помогаю им это преодолеть.

Погодите-ка…

— Ты видишь мой свет?

Эмбер захихикала сквозь все еще забитый нос.

— Я вижу все, что и Квентин. С тех самых пор как умерла.

Квентин, прелестный шестнадцатилетний мальчик, всегда видел призраков, что и привело к нашему знакомству. Раньше Эмбер проявляла некоторые метафизические склонности, но призраков никогда не видела. И уж тем более не видела мой свет.

Она опять хихикнула:

— Зато теперь я могу сказать Квентину, что он был прав. Ты как фонарик, которым светят в глаза врачи, когда проверяют реакцию зрачков.

— Спасибочки. А я расскажу ему, как ты во сне играла с собственным пупком.

Я принялась щекотать Эмбер. Она вскрикнула, заизвивалась и стала звать кого-то на помощь. В комнату примчалась Куки, и щекотания переросли в полномасштабную борьбу, где мы с Куки выступали против Эмбер. Бедный ребенок!

И все же кое-какого результата мы своей возней достигли: мальчик-призрак, похоже, слегка успокоился. На долю секунды он даже почти улыбнулся. Не совсем, но почти.

— Привет, — поздоровалась Эмбер, заметив наконец мальчика.

Мы прекратили атаку и наспех привели себя в порядок. Только волосам Куки порядок, как всегда, не грозил.

— В чем дело, солнышко? — спросила она у дочери, убирая с лица пряди и опять поправляя лифчик.

— У тебя сыпь, что ли? — шепнула я подруге.

— Там маленький мальчик, — ответила Эмбер, тепло ему улыбаясь.

Мальчик залез за шкаф, но продолжал за нами следить. Молодец. Мы же можем напасть в любой момент!

Куки все еще возилась с лифчиком, потом полезла в ложбинку между грудей и достала оттуда пинцет.

— Ну слава богу! Уже вся обыскалась.

Я отвернулась и прижала кулак к губам, чтобы не задать очевидный вопрос. В конце концов, это же Куки.

— Разве он не прелесть? — спросила Эмбер.

Откашлявшись, я скатилась с раскладушки и встала на ноги.

— Прелесть. Но мне нужен кофе. И еда. И надо еще чуть-чуть подоставать мужа.

Эмбер рассмеялась, а Куки тут же закрыла ей ладонями уши и процедила:

— За языком следи.

— Ты хоть знаешь, что я имела в виду?

— Нет, но каждый раз, когда твой муж оказывается в одном предложении с глаголом, это почти всегда означает что-то развратное.

— Нет здесь ничего развратного, мам, — проговорила Эмбер, которая прекрасно слышала даже с мамиными руками на ушах.

В общем, я пошла охотиться на мужа, а Куки пошла следом за мной. Причем держалась чуть ближе, чем положено.

— Чарли? — тихо сказала она, видимо, чтобы не услышала Эмбер, которая шла сразу за нами.

— Да, Куки?

— Я подумала, ты должна знать…

— Что при необходимости твое декольте можно использовать как камеру хранения?

— Что, возможно, я совершенно случайно видела твоего мужа голым. Два дня назад. В душе. Голым.

— Минуточку! — Я резко остановилась и сощурилась. — Разве ты раньше не видела его голым совершенно случайно?

Подруга стыдливо поникла.

— Видела, но я не виновата. Я лишь зашла сказать ему, что ужин готов.

— Еще одну минуточку! — Я подняла указательный палец. — Теперь ты ему еще и готовишь?!

Она выставляет меня в крайне не выгодном свете, елки-палки.

— Еще чего! Я покупаю еду в «Твистерс».

— Тогда ладно.

Я снова пошла вперед, как вдруг услышала:

— Но ему нравятся мои булочки с корицей.

Второй раз я остановилась и нарочито медленно повернулась к подруге.

— Чего?

— Ну, — начала Куки, в чьих глазах сияли звезды, — Рейесу нравятся мои булочки с корицей.

— Ушам своим не верю! Ты изменяешь мне с Рейесом? И ты пекла ему свои знаменитые булочки с корицей, пока я торчала в аду и мечтала о возможности погрызть ногти на ногах, только чтобы хоть чем-нибудь заняться?!

Эмбер подскочила поближе.

— А еще она ему энчиладу готовила. Он обожает ее энчиладу.

— Кук! — В сердце вспыхнула такая боль, словно туда вонзили тысячи предательских кинжалов. — Все дяде Бобу расскажу!!!

День, когда дядя Боб женился на моей подруге, навсегда останется в памяти позорным пятном. Лучшая подруга стала моей тетей, и это было не слишком приятно. В основном потому, что она не разрешала мне называть ее тетей Куки. Ну и ладно. Тратить силы на такие мелочи я не собираюсь.

* * *

Хотя в другом полушарии был рассвет, в Альбукерке царил поздний вечер. Мы заказали еду в пекарне «Голден Краун Панадериа», что было почти преступлением, поскольку посетителей там потчевали бесплатными домашними печеньками только за то, что они вообще пришли. Короче говоря, мы взяли по тарелке и пошли в главное помещение склада.

Общая зона выполняла сразу три функции: служила одновременно столовой, гостиной и комнатой отдыха (она же кухня). Не говоря уже о том, что один из углов был битком набит компьютерами, книгами и документами. Прямо как дома у Гаррета. Поэтому общая зона служила заодно и бизнес-центром, и штаб-квартирой. Слава богу, в помещении было тысяч десять квадратных метров, плюс-минус.

Стоило мне сесть и вонзить зубы в хлеб с зеленым чили из «Голден Краун», мой рот наполнился эйфорическим предвкушением. Я ведь не ела, на секундочку, сто лет! И именно в этот момент из комнат дальше по коридору послышался мужской голос. Тот самый мужской голос, который я прекрасно знала и обожала.