На землях рассвета - [22]

Найко словно обдало ледяной водой. Сначала он не понял, почему, но потом увидел свой паспорт — на столе у майора. Не приходилось сомневаться, как тот сюда попал — именно милиция руководила здесь бандитами. В паспорте же, согласно законам Империи, указывались все родственники — каковых у Найко больше не было. Только что он доказал, что у него нет тут и друзей.

По телу разлилась противная слабость, и он с трудом удержался от того, чтобы сесть прямо на пол — ноги его не держали. Майор смотрел на него с глумливой ухмылкой. Потом спокойно придвинул телефон к себе и набрал номер. Всего через пару секунд ему ответили.

— Привет, Джак, — не отрывая глаз от Найко, сказал майор. — Я нашел тебе еще одного. Нет, не гит. Манне. Из высокородных, представляешь? Родня его выперла. Крепкий, лет двадцать-двадцать пять. Когда сможешь забрать? Хорошо, я посажу его в камеру. Да, в десятую. Пусть мальчики позабавятся и заодно обломают ему рога. Сколько дашь? Черт, я хочу триста! Он вполне симпатичный, даже для тебя… Нет. Нет, не хочу. Ладно, двести пятьдесят. Черт с тобой, я согласен на двести! Ты же знаешь, что ребятам тоже надо платить. Но я хочу все двести сейчас. И еще двести через неделю, если окажется, что парень стоит этих денег. Ты же знаешь, как я стараюсь. Да, заеду при случае. Пока!

У Найко закружилась голова. Его только что продали и он не знал, что возмутило его больше — сам факт продажи или несуразно малая цена, которую за него дали — всего его месячная зарплата. Одно это говорило об огромном размахе бизнеса. Конечно же, он знал, что здесь, «в наглядной витрине порока», рабство существовало едва ли не легально. Официально, конечно, об этом не говорилось, но по слухам здесь повсеместно процветали огороженные колючкой плантации с тысячами рабов. Чтобы они не бежали, и просто дешивизны ради, их держали нагими, а охрана состояла из отпетых скотов, садистов и извращенцев. Сейчас Найко понял, что все это — вовсе не слухи. В голове у него зазвенело. Он просто не мог поверить, что весь этот кошмар творится на самом деле. Только не с ним. Только не…

Майор потянулся к селектору. Найко вдруг понял, что его жизнь закончилась — его прямо вот сейчас отведут в камеру, где несколько давно потерявших человеческий облик выродков зверски изобьют его, потом сорвут одежду и дружно изнасилуют. А потом… ему станет просто нельзя жить, и он будет искать только возможности…

Найко сам не знал, что с ним происходит. Его сознание тонуло в бездне паники, и он с удивлением услышал собственный голос:

— У меня все же есть здесь друг. И он ждет моего приезда.

Майор хмыкнул, но убрал руку.

— Кто?

Найко уже успокоился, и вторая его фраза прозвучала не без злорадства:

— Охэйо. Аннит Охэйо анта Хилайа, глава Дома Хеннат.

— А он об этом знает?

— Позвони ему. Просто позвони и спроси.

Майор злобно сплюнул — как показалось Найко, от разочарования.

— Черт с тобой. Убирайся, — он все же протянул руку к селектору и юноша замер. Блеф его выглядел очень даже глупо, и он сам это знал. Но майор сказал:

— Петре, зайди ко мне. Убери отсюда этого сопляка. Нет, не в камеру! Выкинь его к черту с моего вокзала! Почему? А потому! — он хлопнул рукой по столу и со злостью уставился на Найко.

Легкость одержанной победы вскружила тому голову. Он подошел к столу и, нагло глядя на майора, забрал свой паспорт.

— Мне нужны мои деньги, — сказал он.

Майор со злостью швырнул на стол бумажку в пятьдесят кун.

— Этого тебе за глаза хватит, чтобы доехать. Убирайся!

У Найко хватило ума не настаивать. Он понимал, что в противном случае жадность майора превзойдет его трусость, и тогда тот может и задуматься, что, раз Охэйо ничего не знает о его приезде…

К счастью, именно в этот миг дверь распахнулась. Мрачный здоровенный сержант молча схватил Найко под руку и поволок из кабинета. Уже в коридоре тот попробовал вырваться, но сержант сделал с его плечом что-то такое, что Найко взвыл от боли. К его счастью, конвоир вовсе не горел служебным рвением: едва доведя юношу до выхода в зал, он отпустил его, и скрылся, так ничего и не сказав.

Найко пулей вылетел наружу — и замер, увидев мрачную привокзальную площадь. Фонари и тут почему-то не горели и суета огромного множества народа под рельефными свинцовыми тучами казалась ему неестественной и странно тревожной. Здесь явно шел какой-то праздник: сразу в нескольких местах он заметил возвышавшиеся над толпой сцены, где выступали артисты, как ему показалось, пьяные. Во всяком случае, выглядело все это страшновато и совершенно непонятно для него.

С большим трудом он протолкался к остановкам автобусов, где замер, изучая громадное расписание. Как ни странно, он запомнил, на каком именно автобусе они ехали к Малау, резиденции Дома Хеннат. Было, конечно, довольно глупо считать, что номера и маршруты с тех пор остались прежними — и что Охэйо сейчас именно там, — но выбора, увы, не оставалось.

Найко вздохнул. Ему вовсе не нравилось здесь. Дрожа после пережитого, он каждый миг опасался подвоха. Когда какой-то гит — крепкий, симпатичный мужчина лет тридцати — решил заговорить с ним, он едва не заорал на него. Потом, опомнившись, постарался ответить по возможности вежливо.