На землях рассвета - [15]

Лэйми уже успел придумать несколько историй, относившихся к этой стране, когда его окликнул какой-то чужак, показавшийся ему вдруг знакомым. Кажется, он видел его раньше… во сне. Довольно странный способ знакомства, но, тем не менее, он счел его почти другом и потому подошел.

— Ну?

Незнакомец улыбнулся. Он тоже был молод — лет так двадцати пяти, в сером, отлично пригнанном по ладной фигуре комбинеґзоне, какие носят техники. На ногах легкие сандалии. Рослый, гибкий, крепкий. Длинґные черные волосы, длинные зеленые глаза. Светлая кожа, высоґкие скулы, по-мальчишески пухлые губы. Красивый юноша. На лице — выражение снисходительной ироничной ленцы. Не спеша, он обошел Лэйми, словно елку — ловкий, с отточенными движениями. Не хочешь, залюбуешься.

— Не бойся. Я хочу только поговорить.

— Я не боюсь!

— Я вижу. Я просто должен тебе кое-что рассказать. О тех вещах, которые ты уже знал. Извини, над которыми думал, но так и не сумел понять. А между тем, знать их тебе необходимо.

— Как тебя зовут? — перебил Лэйми. — Не терплю обращаться неизвестно к кому.

— Аннит. Аннит Охэйо анта Хилайа, если хочешь.

— Откуда ты меня знаешь?

— Наверное, ты мне приснился, — Охэйо взял его за руку и потянул из людного зала куда-то налево. Лэйми было, попробовал вырваться, но у него не хватило сил. Впрочем, Аннит тут же отпустил его.

— Послушай, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты просто кое-что узнал. Настаивать я не буду. Так что, если ты хочешь умереть от невежества, убирайся. Не держу.

Лэйми сложил руки на груди.

— Ну? Что я должен знать?

— Не здесь. Иди за мной.

Миновав очередную роскошную дверь, они попали в просторное Т-образное помещение, залитое ярким желтым светом и, за исключением пары не замечавших их служителей, совершенно пустое. Полы тут были паркетные, до потолков — добрых метров шесть. Между кофейными панелями облицованных деревом стен зияли ниши громадных витрин. В них, на литых стеклянных полках, стояли огромные роскошные вазы из золота и хрусталя, а в боковинах основания «Т» — оно вело к очередной лестнице, правда, поменьше центральной — Лэйми увидел две фантастических многослойных конструкций из матового, полупрозрачного стекла. Подсвеченные изнутри множеством разноцветных ламп, они походили сразу на башни и на цветы, высотой метра по четыре. Юноша замер перед одной из них, удивленно приоткрыв рот — невероятная красота многоцветного застывшего сияния будоражила душу, вызывая непонятную, совершенно необъяснимую тоску по какому-то высшему, нездешнему миру.

Аннит прислонился к стене, насмешливо посматривая на него. Лэйми отвернулся от витрины — в конце концов, ему вовсе не хотелось выглядеть глупым провинциалом.

— Ну? — наконец сказал он. — Что я должен узнать?

— Историю войны света и тьмы, — невозмутимо ответил Охэйо. — Люди редко представляют себе всю продолжительность времени, Лэйми. Ты хотя бы раз думал, сколько лет этой земле, по которой бегают наши дети и на которой стоят наши дома? Что было на этом месте, скажем, тысячу лет назад?

— Нет. А что? Лес, наверное…

— Не только, — Охэйо прикрыл глаза. — История мироздания уходит в прошлое бесконечно далеко. У нее не было начала, но изначально в мире царила тьма. Очаги жизни были тогда великой редкостью, и она, возникнув, была обречена на прозябание в темноте, исключающей даже самое понятие о свете. Некоторые смирялись с этим и приучались любить тьму… а некоторые — нет. Ты думаешь, то, что мы называем светом, существовало всегда? Нет. Изначально это была мечта тех, кто не хотел жить во мраке. И между теми, кто любил тьму, и теми, кто ненавидел ее, началась война — почти бесконечная по своей длительности. Нам не дано представить ни накала, ни отчаяния, ни жестокости этой борьбы, ни того страшного мира, в котором она велась. Не дано даже представить, как самая идея света могла зародиться в душах тех, кто знал только тьму. Они победили — но разве мы знаем, какой ценой? Сколько страданий и жертв потребовала эта победа? Сколь ужасна оказалась плата за нее? Но, когда она произошла, это случилось везде. Моментально. Величайшие миры Вселенной мгновенно исполнились света — это наши солнца и звезды, а миры поменьше — как тот, на котором мы стоим — только озарились им. Суть их осталась в тени… В тот миг история мироздания разорвалась надвое — огромнейший ее пласт обратился в неосязаемую пыль. Мириады и мириады тех, кто любил тьму, исчезли в огне. Навсегда. Но некоторые — а их много, Лэйми, — смогли уцелеть. Ведь свет не в силах проникнуть в глубь косной материи… И мир — все миры — разделились. Те, кто избрали свет, исполнились огня и сейчас живут в океанах солнечного пламени. Меньшие миры были ими оставлены. И постепенно на них зародилась новая жизнь, новые племена, которые даже не подозревали об этом бесконечном мрачном прошлом. А те, из мрака — они ждали, Лэйми. Природа мироздания такова, что никто не может победить в нем совсем, навсегда, ибо неизменного, вечного в нем нет. Любое пламя — даже если это пламя звезды — рано или поздно гаснет. Мир, который мы знаем, не вечен. Он обречен на разрушение, хотя оно придет еще через эоны и эоны. И каким будет конец — погрузится ли мироздание в изначальный мрак, когда погаснут последние звезды, или, напротив, исчезнет во вспышке пламени, чтобы дать начало непредставимому новому миру — никто не может знать. Исход этой борьбы скрыт в бесконечно далеком грядущем, но она идет и сейчас, да. Взрывы звезд, разгоняющие межзвездную тьму, и темные туманности, пожирающие звезды — лишь отголоски этой борьбы — те, что нам дано увидеть. Наше счастье в том, Лэйми, что мы оказались в стороне от нее. Иначе нам бы пришлось познать ужас, который не вынести смертному человеку. Но время отсрочки неумолимо истекает…