На земле штиптаров - [56]

Мы находились в долине, окруженной с двух сторон скалами, которые, как я заметил, понемногу сближались. Там, где они сошлись, мы сделали остановку. Нам потребовалось примерно полчаса, чтобы добраться сюда.

— Вот этот дом, — сказал мясник, когда носильщики опустили паланкин. — Выходи, господин!

Я распахнул дверцу и выглянул. Рядом отвесно вздымались скалы; там, где они сходились, образовалась расселина; она была совершенно голой; не было ни выступа, ни трещинки в сиените[17], где могло бы пустить корни хоть какое-то растение.

Вплотную к расселине прижимался дом, выстроенный из бревен; крыша тоже была бревенчатой; сверху ее устилала древесная кора. Дверь казалась незапертой.

— Доложи обо мне, пока я буду спускаться, — сказал я.

Он вошел в дом, оставив дверь открытой. Я увидел, что возле стен стояли лавки допотопного вида.

Напротив входа виднелась другая дверь, тоже распахнутая. Она казалась очень узкой и низкой; сверху была прибита железная скоба, в которую, очевидно, вставлялся засов, лежавший сейчас где-нибудь в доме. Дверь вела внутрь.

Там находилось какое-то темное помещение, ведь староста говорил, что дом разделен на две половины. Мне показалось, что в дальней комнате горит свет.

Мне бросилось в глаза, что бревенчатая крыша загораживала заднюю часть расселины. Туда невозможно было заглянуть. Там легко могли укрыться несколько человек.

Мясник, наконец, вернулся.

— Господин, — сказал он. — Жут требует, чтобы вы сложили оружие.

— Мы этого не сделаем.

— Почему нет? Жут ведь один!

— Мы совсем не боимся за себя; мы носим оружие только по привычке.

— Жут не терпит, чтобы перед ним стоял человек с оружием.

— Ах так! В самом деле нет?

— Нет, никогда.

— И все же ты только что побывал у него, хотя имеешь при себе нож и два пистолета!

Он смутился, но тут же ответил:

— Я — совсем другое дело. Я его самый близкий друг.

— Тогда с нас довольно, — решительно ответил я. — Халеф, мы возвращаемся.

Оско и Омар уже взялись за ручки паланкина, но тут вмешался мясник:

— Ну и упрям же ты, господин! Хорошо, я пойду и еще раз спрошу.

Он снова вошел в дом и вернулся с известием, что мы можем войти. Я не стал спускаться наземь, а велел занести меня в дом прямо в паланкине. Заглянув во вторую дверь, Халеф шепнул мне:

— Там сидит лишь один-единственный человек; он не вооружен; лицо у него черное.

— Двери внутри есть?

— Ни одной.

Второй дверной проем был очень низким и узким, но все-таки носильщики протиснулись туда вместе с паланкином. При свете фонаря я заметил, что эта комната, напоминавшая пещеру, имела треугольную форму. Основанием этого остроугольного треугольника была передняя стена комнаты вместе с дверью. Его боковые стороны, образованные гладкой скальной породой, были длиннее. В задней части комнаты, в самом ее углу, располагался фонарь, слепивший своим огнем. Возле фонаря сидел Жут. Он облачился в черное одеяние, напоминавшее рясу. Его лицо было вымазано сажей и плохо освещено, поэтому черты его были неразличимы. Не мог я и рассмотреть, из чего состоял потолок этого скального домика. Мы находились в расселине. Над нами наверняка нависал потолок, иначе бы сюда проникал дневной свет.

Оско и Омар поставили паланкин так, что его дверца открывалась по направлению к Жуту. Свет фонаря падал мне прямо в лицо. Мясник встал у выхода. Обстановка была авантюрной, но не опасной.

Разговор начал Жут:

— Ты обратился ко мне. Что ты от меня хочешь?

Его голос звучал глухо и неестественно. Было ли то следствием плохой акустики или же он менял голос, чтобы остаться неузнанным?

Он произнес всего несколько слов, и тем не менее мне показалось, что я слышал уже этот голос — не тон, не тембр, а манера произношения навела меня на эту мысль.

— Ты Жут? — спросил я.

— Да, — медленно ответил он.

— Передаю тебе привет.

— От кого?

— Сперва от Усты в Стамбуле.

— Его же нет в живых!

— Что ты говоришь?

— Он мертв. Его сбросили с галереи башни в Галате.

— Шайтан! — вырвалось у Омара, который его и сбросил.

Откуда Жут это знал? Ни один гонец не мог бы промчаться так быстро, как мы.

— Ты разве еще не знаешь об этом? — спросил он.

— Я знаю это, — ответил я.

— И тем не менее ты передаешь мне привет от него, привет от мертвеца?

— А ты не думаешь, что он мог передать его мне перед своей смертью?

— Может быть. Но кара найдет его убийцу, и да умрет он медленно и жалко, снедаемый голодом и жаждой. Тебе есть что передать от других людей?

— Да, от Деселима из Исмилана.

— Но и он мертв. Ему пробили затылок и украли его копчу. Его убийцу ждет та же участь, что и убийцу Усты. Дальше!

— Дальше я передаю тебе приветствия от старого Мубарека и обоих аладжи.

— Эти трое сами уже почтили меня приветствием. Выслушивать привет от тебя нет надобности.

— Ах! Они здесь?

— Да, они здесь. А знаешь ли ты, кто я?

— Жут?

— Нет, я не Жут; его ты никогда не увидишь. И вообще ты никогда ничего больше не увидишь. Я…

Позади нас раздался громкий удар. Мясник исчез, захлопнув за собой дверь. Мы услышали, как он задвинул снаружи тяжелый засов.

Фонарь погас.

— Я… и есть старый Мубарек, — прозвучало где-то над нами. — Вы останетесь здесь, чтобы издохнуть от голода и жажды, заживо пожирая друг друга!