На земле московской - [2]

Кое-кто из знакомых поговаривал: по расчету выходит девушка, просто жалко хорошего парня потерять! А соседи Лунины, то «сам», то «сама» напевали бабушке в уши:

— И куда едет… когда женихи под боком!

— Это на кого же вы намекаете? Ой, что-то я не соображу никак, — простовато восклицала бабка, взглядывая на супругов.

Григорий Петрович откашливался, сотрясая свои широкие костлявые плечи.

— Да вот хоша бы наш Виктор! — Он в расстройстве сказал «хоша бы», как говорили у них в деревне, но не стал поправляться. — Екатерине восемнадцать стукнуло, чего горячку пороть, теперь ранние браки не в почете… Вместе с Витей росли, знают друг друга с пеленок. Мы с женой давно это дельце обсудили…

Аграфена Егоровна только руками всплеснула: вот с каким дальним прицелом люди живут! И по-старинному поклонилась в пояс:

— Спасибо за честь, соседушки, только Катюша наша свою судьбу сама обдумала, и я перечить ей не могу, не стану. Андрей Савин — жених завидный, а как у них жизнь сложится — того никто угадать не может.

— Нашли жениха, да Виктор моложе меня… как им в голову взбрело! — посмеялась Катя и после этого заметила, что молодой сосед и впрямь будто влюблен в нее. Что ни день, то букет — все палисадники на их улице опустошил!

…Катя улыбалась. Вырос ее отвергнутый жених, в папашу ростом пошел: потолки головой подпирает. Подошла бабушка сзади, пробормотав:

— Дай я тебя поцелую в темечко, — чмокнула Катю в волосы, присела рядом. — Ни капельки ты не изменилась, как я посмотрю, Катенька, еще пригоже стала! С Андрейкой-то хорошо живете? Он вроде парень покладистый.

— Хорошо, бабушка. Не ошиблась я в нем.

— Счастливая ты, девонька. И дочка твоя — клад золотой. Спит сейчас на веранде, Славин диван облюбовала.

— Ох, и соскучилась я о тебе, старушка моя милая, — проговорила Катя, обнимая бабушку за плечи.

— Так вот они где скрываются, — донесся до них чей-то молодой голос, и между ветками яблонь появилась Нина Полякова, подруга Кати, в сопровождении Виктора Лунина.

— Я не одна, — сказала Нина, указывая на спутника. — Приехала из Москвы, кричу, кричу, в доме ни души, один спящий младенец.

— Надеюсь, ты догадалась, какое отношение имеет ко мне этот младенец?

Нина снова засмеялась.

— Догадалась. Дочурка твоя. А ну покажись, покажись, как ты выглядишь в мамах…

Аграфена Егоровна только руками развела: хоть бы поцеловались после разлуки, три года почитай не виделись. Вот всегда они так, — со стороны будто не подруги.

Катя встала, в свою очередь оглядывая Нину. «Корпусная», по выражению бабушки, в цветастом платье, она показалась ей пополневшей.

— Цветем и прибавляем в весе? — любуясь подругой, не удержалась Екатерина, давно зная ее уязвимое место: Нинка, как огня, боялась пополнеть.

— Да, и цветем, а почему бы нет?

Нина щурила глаза, вертелась в каком-то странном оживлении, позабыв поздороваться с Аграфеной Егоровной.

«Ба, ба, да она никак с Виктором кокетничает, потому и притащила его за собой…»

— Даня жив-здоров, надеюсь? — желая привести в чувство свою взбалмошную подружку, пренебрегая присутствием Виктора, спросила Катя о Даниле Седове, которого заводская молва давно нарекла женихом Нины.

— Жив-здоров, хотя и сохнет по мне. И представь, это не мешает ему продвигаться по служебной лестнице: теперь он уже не просто мастером, а старшим работает! — с нотками хвастовства в голосе ответила Нина не столько для Кати, сколько для Лунина.

— А ну-ка посторонись, — попросила бабушка, выходя из-за столика. Она миновала было Нину, потом вернулась, расцеловала ее в обе щеки, ворчливо приговаривая:

— И за что я тебя люблю, сорока-трещотка, один бог знает!

Заговорили об общих знакомых, — вернее, Катя выспрашивала, а Нина рассказывала, то и дело поправляя на коленях фалды расклешенной юбки. Виктор пристроился на траве — весь внимание: улыбается, кивая головой.

— Представляешь, Катя, наша Елизавета Вагонова в техникум поступать надумала. В ее-то годы!

— А на работе как у нее? — спросила Катя.

— В передовых числится, где не возьмет умением, там глоткой вытянет! — единым махом отрапортовала Нина и сама первая рассмеялась.

Виктор посмотрел на Нину с нескрываемым обожанием: ему бы так уметь одной колючей фразочкой «прикончить» человека! Но… кажется, он тут становится лишним. И молодой человек встал.

Воспитание было коньком Виктора. Свои взгляды на этот счет он обстоятельно изложил однажды в школьном сочинении на вольную тему, где доказывал, что ребенок, почему-либо не получивший с детства правильного воспитания, став юношей, вполне может исправить досадный пробел собственными силами. Вот он, например!

Соседки не уставали твердить Валентине Степановне, какой у нее степенный, с хорошими манерами сын, а уж пройдет — будто на машинке прострочит: любо-дорого посмотреть!

Он и сейчас перед девушками постарался пройти этой самой отрепетированной перед зеркалом походкой!

— Ты не находишь, что он на Есенина похож? — спросила Нина у Кати, провожая Виктора взглядом.

— Нет, не нахожу, — с иронией отозвалась Катя. Нина оставалась Ниной с ее очередным приступом восторга перед вдруг «открытой» мужской красотой. В цехе у нее чуть ли не все парни недели по две побывали в красавчиках, потом Нина в них разочаровывалась. Такая же участь, наверно, ожидала и Виктора Лунина. Нина упряма — ее трудно убедить, что не внешняя красота в человеке главное.