На земле Ланки - [33]

Чтобы разобраться в этом парадоксальном явлении, мы отправились в Негомбо. Там каждый второй взрослый человек так или иначе связан с рыболовством. Хотя Негомбо — город рыбаков, его название ничего общего с рыболовством не имеет, оно в переводе с сингальского означает «земля поклоняющихся змеям».

Город расположен на выступе между океаном и лагуной. На берегу ее к вечеру, когда с промысла возвращаются рыбаки, вырастает лес мачт. В этой же лагуне, связанной с океаном узкой горловиной, рыбачьи суда находят убежище во время штормов и ремонтируются..

Со всеми дарами Индийского океана можно ознакомиться в музее Коломбо, но мы получили более полное впечатление, посетив самое оживленное место в Негомбо — рыбный рынок. Долго искать его не пришлось, нас безошибочно вывел к нему шум толпы и запах. Конечно, можно было бы сказать «йодистый запах океана и морских водорослей», но с сожалением надо признать, что происхождение его менее романтическое — на рынке просто нет льда для хранения скоропортящегося товара.

На бетонных прилавках распластались облепленные мухами веретенообразные тунцы, застывшие в агонии акулы с молочно-белыми животами, похожие цветом и формой на недопеченные блины нелепые рыбины — скаты с тонкими крысиными хвостами, изящные макрели, зубастые морские щуки — барракуды, змееобразные, с частоколом острых зубов мурены. В плоских корзинках горками высятся беловато-прозрачные морские рачки-креветки; яростно щелкают огромными, с ладонь человека, клешнями крабы, зло поводя глазами на стебельках-ножках. Рыба всюду — на прилавках, крючках, просто на полу.

Покупателей много. Здесь и перекупщики, приехавшие из Коломбо за крупными партиями, и бедняки, которым по карману либо мелкая рыбешка, либо креветки подешевле. Повару из китайского ресторана отрезают плавники акулы, из них будет сварен суп вместе с грибами, яйцами и крабами.

На рынке разные покупатели и разные продавцы. Пожилая женщина с ножом в руках, разложив на доске (за место на прилавке надо платить) куски рыбы около старых, позеленевших от времени медных весов, громко расхваливает свой товар. Она продает рыбу фунтами, но будет рада, если у нее купят и четверть фунта. Это жена рыбака. Сам хозяин отдыхает сейчас дома после ночного лова, а она спешит продать несколько пойманных им рыбин. Ее выручка исчисляется центами.

Неподалеку от нее за отдельным прилавком в чистом белом саронге сидит еще один продавец. Он не расхваливает свой товар. Он имеет дело только с оптовыми покупателями, такими же солидными, как он сам. Жесты торгующихся неторопливы. Продавец оживляется только тогда, когда на прилавке появляются деньги. Движения пальцев, перебирающих кредитки, почти неуловимы. Сразу видно, что его руки никогда не прикасались ни к снастям рыбачьей лодки, ни к вальку весла. Это либо доверенный хозяина рыбачьей артели, либо сам хозяин. У него постоянная солидная клиентура, его знают все, и он знает всех. Здесь выручка исчисляется уже не центами, а сотнями рупий.

Солнце стояло довольно высоко над горизонтом, когда мы зашли в один из скромных домиков на берегу лагуны. В нем живет рыбак Альберт Перера. Именно о таких домиках говорят, что они «открыты всем ветрам». Судя по щелям в стенах и потолке, его обитатели хорошо знакомы не только с ветрами, но и с дождями. Но так уж ведется у рыбаков, что прежде всего он починит лодку, а затем, если останется время и, главное, деньги, займется ремонтом дома.

И сейчас, отдохнув после утомительной ночи, Перера идет к своему кормильцу. Катамаран у Переры старый, он достался ему в наследство от отца, и чинить его приходится почти перед каждым выходом в море. Па первый взгляд эта лодка кажется самым что ни на есть простым сооружением. К корпусу, сделанному из выдолбленного ствола дерева, с наращенными досками-бортами прикреплен аутригер — заостренное с обоих концов бревно, которое, действуя как противовес, мешает лодке перевернуться.

Однако простота конструкции кажущаяся: каждая деталь подсказана и проверена опытом. Высокие борта не дают волнам проникнуть внутрь, выносной аутригер надежно обеспечивает устойчивость катамарана; сам аутригер крепится к корпусу при помощи «пружинной подвески» — упругих дугообразных перекладин, смягчающих удары волн, — и сложной, продуманной системы тросов из волокон кокосового ореха. На свежей волне вибрируют крепления аутригера, поскрипывают веревочные снасти, но у опытных рыбаков опрокинуть катамаран может только шторм.

На случай попутного ветра на лодке стоит мачта с прямоугольным парусом из грубой и тяжелой ткани; если же ветра нет или, что еще хуже, он встречный, рыбаки берутся за весла. Грести можно только стоя, корпус настолько узок, что сиденья приспособить негде. Приличной скорости при этом, естественно, не разовьешь, вот и приходится рыбакам уходить в море ночью: к утру надо попасть в район лова за добрый десяток миль от берега. Столько же времени тратится на то, чтобы вернуться к причалу, на лов остаются считанные часы.

— Конечно, — рассказывал Перера, накладывая заплату из жести на прохудившийся борт, — с мотором можно было бы ходить дальше в океан, где рыбы побольше, да как его купить? Самый дешевый стоит более тысячи рупий, а я в путину в лучшем случае зарабатываю пять-шесть рупий в день. Рыбачу я в одиночку, помогает только старший сын. Все рыболовные снасти и этот старый катамаран собственные, и никто их чинить бесплатно не будет, а мне еще надо прокормить семью да отложить хотя бы немного на период муссонов (два-три месяца), когда в море не выйдешь и заработков не будет.