На земле и на небе - [22]

Ночью Катя внезапно проснулась — дочка судорожно сучила ножками, это означало, что ей нужно в туалет, а сон такой крепкий, что она не может проснуться. Проблем с мокрыми простынками у них давно не было, но тут то ли от выпитого на ночь молока, то ли от смены обстановки, а может, от этой особенной тишины дочка в любой момент могла обмочиться. Быстро выскочив из постели, Катя в темноте наткнулась на ночной горшок, стоящий рядом с Ксюшкиной кроваткой. «Как нам повезло, — подумала Катя, — и тут тетя Сара все предусмотрела». Стараясь не разбудить, она подняла девочку с кровати и опустила ее на горшок. Ксюшка, не открывая глаз, что-то пробормотала, качнулась и прислонилась к матери; зажурчала веселая струйка. Затем Катя бережно уложила дочку, накрыла одеяльцем и поцеловала Ксюшка только всхлипнула во сне и опять мерно засопела.

Катя улыбнулась, взяла горшок и вышла во двор. Конечно, это большое неудобство иметь туалет во дворе. Летом с этим еще можно примириться, хотя сейчас от прохлады июньской ночи ее пробил озноб.

Но как все же хорошо! Луна сияла холодным зеркальным блеском, деревья, такие живые днем, сейчас застыли неподвижными изваяниями, и слышался только едва различимый шорох листвы да мерное дыхание коровы за стеной сарая. Покой и тишина.

Катя вернулась в комнату, но долго не могла заснуть. Тишина оглушила ее, и непрошеные мысли о невеселом прошлом и о непонятном будущем вновь зашевелились, не давая уснуть. И только когда начинала светать, ей удалось забыться. Сквозь утреннюю дремоту она слышала, как начинается день с петушиного крика и возни утренней дойки. Потом опять стало тихо, и к ней пришел здоровый, крепкий сон.

…Она проснулась от мерного стука молотка. Подняла голову — дочки рядом не было. Катя быстро оделась, заправила кровати, сполоснула лицо прохладной водой из рукомойника, прикрепленного к стене сарая, почистила зубы и пошла на звук.

Ее дочь стояла рядом с незнакомым мужчиной, забивающим гвоздь в доску забора. Увидев мать, Ксюша не бросилась ей на шею, как это было всегда, а спокойно и даже с некоторой укоризной сказала:

— С добрым утром, мама. Пока ты спала, мы тут много работы сделали.

Катя заметила, что девочка держит в ладошке несколько гвоздей.

Мужчина выпрямился. Он был чуть выше среднего роста, широкий в плечах, крепкий, русоволосый. Лицо с трехдневной щетиной на щеках казалось серьезным; темные глаза смотрели невозмутимо. Он был одет в вылинявшую клетчатую рубаху с рваным на локте рукавом и потертые грязные джинсы.

Катя опустила глаза, чтобы скрыть брезгливую гримасу. Она не любила неопрятности. Дети, конечно, дело другое. Нормальный ребенок, как она считала, исследователь по своей природе, и сверкающие белизной колготки послушных девочек ее всегда удивляли. Ксюшка частенько приходила с прогулки в разодранных штанах и грязной куртке, но Катя никогда не пеняла дочке за испачканные вещи, предпочитая покупать ребенку недорогую одежду, иногда даже в «секонд-хенде», чем постоянно ругать за испорченные дорогие тряпки. И сама она легко расставалась с надоевшими вещами, стараясь обновлять свой гардероб, тем более что ей это было сделать легче, чем остальным, — ведь она могла сшить любое понравившееся ей платье. В мужчинах же она ценила прежде всего чистоплотность и подтянутость. Конечно, этот парень не в офисе сидит, а забор чинит, и все же… мог хотя бы побриться.

Мужчина вытер руки о большой носовой платок и протянул ей руку:

— Будем знакомы — Дмитрий.

Катя с некоторым колебанием вложила свою маленькую гладкую ладошку в большую шершавую ладонь, Мужчина ее пожал, и Катя, успев разглядеть не только красивую форму кисти, но и, увы, черные от грязи ногти, быстро отдернула руку.

— Мам, это Дмитрий Петрович, он тут нам с тетей Сарой помогает.

Дмитрий чуть исподлобья оценивающе смотрел на свою новую знакомую — щупленькая фигурка, бледное лицо, грустные, усталые глаза. «Если бы не дочка, ей можно было бы вполне дать не больше двадцати. Типичная мать-одиночка, — подумал он. — Залетела, наверное, по глупости, вот и растит дочь одна». Он перевел взгляд на Ксюшу, и глаза у него потеплели.

— Ваша дочь очень понятливая девочка, — похвалил он.

— Да, мам. Я прихожу, а у дяди Димы изо рта гвоздики торчат. А ты же сама мне говорила, ничего в рот грязного не брать. А гвоздики же очень острые, можно и ротик поранить, правда?

— Твоя правда, Ксения, — согласился Дмитрий. — Вот поэтому ты мне и нужна, без тебя никак. Сама посуди — кто мне гвозди будет подавать? — Он заговорщически подмигнул Кате. Потом серьезным тоном попросил Ксюшу: — Подай, пожалуйста, гвоздь, только на этот раз самый длинный.

Девочка наклонилась над железной коробкой, где гвозди были строго разложены по своим ячейкам: длинные в одной, средние — в другой, короткие — в третьей, достала самый длинный гвоздь и протянула дяде Диме.

— Этот?

— Молодец. — Мужчина опять наклонился и несколькими взмахами молотка вбил гвоздь в доску. Спина его была мокрой, и рубаха прилипала к коже. Катя невольно передернула плечами, ощутив тяжелый запах пота.

— Мам, правда, дядя Дима очень сильный? И чтобы забор чинить, для этого нужна мужская сила?