На закат от Мангазеи - [9]

Троекуров продолжал мять в руке письмо и до Макарина вдруг дошло, что воевода не хочет его вскрывать. То ли боится, то ли хочет прочесть в одиночестве, то ли еще что.

— Кстати, один из варзовских охранников мне до сих пор помнится. Здоровенный мосластый детина. Рожа длинная, заросшая, глаза водянистые на выкате, в драке однажды пятерых рыбаков изувечил в одиночку. Стрелял, говорят, без промаха, саблей лучше крымчака махал. Рассказывали, что был стрельцом у самозванца, но что-то с кем-то не поделил и подался сюда. Варза его назначил кем-то вроде начальника над своей охраной. Мы его Хоэром звали.

— Как?

— Хоэром. Он шибко девок любил, и как схватит какую, так и приговаривает «пошли со мной, хоэр, хорошо будет, хоэр». Вроде как рыгает так или ругается. Вот его Хоэром и прозвали.

Макарин долго молчал, переваривая информацию. То, что с караваном в качестве главного охранника ушел некто, употреблявший слово «хоэр», меняло разом всю картину, делая ее слишком невероятной. Даже невероятнее колдовства и жуткого воя на рассвете.

— Ты уверен, что этот детина говорил именно «хоэр»? Может похожие слова есть у здешних дикарей? Или поморцев?

Троекуров замялся.

— Да не знаю. Вроде «хоэр». Может и нет. А это что, важно?

— Может и нет, — повторил за ним Макарин. — Ты, воевода, скоро из государевой грамоты мятую тряпку сделаешь. Если хочешь, чтобы я ушел, так и скажи. Мешать не буду.

Троекуров натужно рассмеялся.

— Да нет. Не думаю, что там тайну какую не для твоих глаз написали.

Он сломал печать и развернул плотную бумагу. Руки у него мелко дрожали. Макарин наблюдал, как он читает и как меняется выражение его багрового лица в мелких трещинах и темных пятнах. Когда воевода добрался до конца, весь его бугристый лоб покрывали бисеринки пота.

— Значит так… — Наконец произнес Троекуров. — Так… Все как я и думал. Дело, дьяк, серьезное. Если что пойдет неправильно, и ты головы не сносишь.

Он протянул Макарину письмо.

Это было стандартное послание московской власти своим наместникам. Разве что подписанное не царем и великим князем, и даже не патриархом, чьим именем с недавних пор прикрывались все действия сидящей на Москве боярской власти. Макарин уже видел такие письма, лаконичные по духу времени, без витиеватых прошлых регалий и оборотов.

«От первого боярина князя Федора Ивановича Мстиславского воеводе Мангазейского города Троекурову Ивану Михалычу.

Дошло до нас от знающих людей, что рядом с вверенными тебе землями был найден предмет, важный для нашего государства и его спокойствия. Что это за предмет мы в точности сказать не можем, ибо человек поведавший нам о нем, скончался у дознавателя, не успев рассказать обо всем подробно. Известно лишь, что к его находке имеет отношение некий поморский ватажник Степка Варза, а оный Степка ушел с людьми на Тобольск, но пропал по дороге. Сообщаем тебе, что предмет этот должен быть найден, за что отвечаешь головой. Для розыска посылаем дьяка Разбойного Приказа Макарина Семена, оказывай содействие ему во всем. Буде не справитесь оба, висеть будете на одной дыбе. А еще сообщаем, что, по заверениям наших европейских посланников, есть немецкие люди, заинтересованные в том, чтобы отдельно от нас найти дорогу к твоему Мангазейскому городу, для чего в дальней Неметчине да в Соединенных Провинциях уже готовят корабли к плаванию в ледяных водах. А также набирают в команду людей с боевым опытом. Людей тех насчитывают от двух до трех сотен. Когда ты читаешь это письмо, плавание их уже началось. Помощи прислать не можем, ибо сил в государстве нашем недостаточно, о чем ты без сомнения и так знаешь. Но не сомневаемся, что ты справишься своими силами. И ежели справишься, быть тебе воеводой там, где пожелаешь.

Князь Федор Иванович Мстиславский в согласии с Патриархом московским и всея Руси Ермогеном. Писано на Москве лета 7119-го мая в 22 день.»

Троекуров приложился к кувшину с клюквенной водой. Выпил жадно, стер рукавом халата потеки с бороды.

— Ну что скажешь, дьяк? Ожидал такого?

Макарин прошелся по комнате, слушая скрип досок.

— Странное письмо. Если тебя испугали дыбой, то можешь утешиться. В последнее время бояре такие обещания направо и налево раздают. Без угроз ничего не работает. К тому ж патриарх, на кого князь ссылается, с весны у ляхов в заточении. А вот все остальное… Что за предмет? Если о нем ничего не известно, то почему он важен? Какой предмет может заставить боярство на Москве всполошиться? Ты точно мне все рассказал?

— Все что знал! Но меня, знаешь ли, не дыба и не предмет пугает. Пойдем-ка наружу, Макарин, покажу кое-что.

Троекуров накинул поверх халата темно-зеленый, некогда роскошный, а теперь сильно потрепанный кафтан, толкнул дубовую резную дверь. Они спустились вниз по узкой лестнице, мимо стрельцов в караульной, вышли во двор. Троекуров целеустремленно похромал к крепостной стене. Макарин двинулся следом, осторожно ступая на больную ногу и не забывая разглядывать окрестности. Стена огораживала широкое четырехугольное пространство, внутри которого умещались два воеводовых двора, разграниченных между собой низким забором. Один двор занимал Троекуров, и тут кипела жизнь, бродили свиньи, бегали девки, похохатывали стрельцы. Второй двор принадлежал Кокареву, который уже давно сбежал на посад, и теперь его двор постепенно зарастал бурьяном. Рядом с главной дорогой, ведущей к проездной башне и посаду за ней, высилась деревянным шатром соборная церковь, у входа на скамейке сидел круглый краснолицый батюшка и зевал.