На задворках "России" - [38]

Однако теперь мои попытки изменить отношение к авторам, прекратить взаим­ное литературное обслуживание и обхаживание в своем кругу (все то, что Немзер с откровенным цинизмом выразил в словах "Чем меньше нас, тем мы внимательнее друг к другу") встречали, как и следовало ожидать, яростное сопротивление. И даже де­мократический настрой Залыгина не всегда помогал делу.

Много лет назад, будучи нештатным рецензентом в "Знамени", я познакомился с рукописью талантливого молодого прозаика Алексея Михеева. Отыскал его по адре­су, настоял на встрече (он жил в ту пору в Новосибирске), в дальнейшем пытался помочь напечататься и опубликовал наконец одну из лучших его повестей в "Страннике". Книги у Михеева выходили, а вот с журналами ему (отчасти по причине независимого и упрямого характера) как-то не везло.

Еще до прихода нового заведующего отделом я выпросил у Михеева для "Нового мира" несколько рассказов и передал Долотовой. Наталья Михайловна, как обычно, долго пересказывала мне их содержание и рассыпалась в похвалах, однако подгото­вить к печати не удосужилась. Кирееву я в первые же дни сообщил о залежавшейся рукописи и попросил ее прочесть. Особенно не торопил, понимая, что на новом месте у человека много разных дел. Напомнил примерно через полгода.

— Михеев? — оживился Руслан Тимофеевич. — Это тот, который в "Иностранке" работает?

Узнав, что не тот, поскучнел и тотчас сменил тему разговора.

Спустя неделю-другую протягивает мне конверт:

— У меня остался после Натальи Михайловны неразобранный архив, здесь ее ру­кой написано: "От Яковлева". Заберете?

В конверте — рассказы Михеева, в которые он, видимо, так и не заглянул.

Тем временем Михеев принес очерк, его напечатал отдел публицистики. Очерк сильно понравился Залыгину, да и другие нахваливали: побольше бы нам таких мате­риалов... Я прямо на заседании редколлегии прокомментировал:

— Речь идет не просто об очерке, не о случайной удаче, а о хорошем писателе, почти никем в нынешней литературной свалке не замеченном. Хочу еще раз обра­тить на него внимание отдела прозы: хотя там не слишком учтиво обошлись с руко­писью Михеева, он готов к дальнейшему сотрудничеству...

— Это какой Михеев? — вновь интересуется Киреев. — Который в "Иностранке"?..

— Да нет же, нет, — шепчут ему его помощницы.

— А-а...

Михеев приходит с новой вещью, я представляю его Кирееву и Новиковой. Те почему-то оказывают ему более чем холодный прием, как говорится, в упор не видят.

Проходит еще время. Справляюсь у Киреева о результате.

— Это тот Михеев, который... Ах, да. Я знаю, о ком вы говорите.

Больше Алексей Михеев, замечательный прозаик и очеркист, в "Новом мире" не печатался.

Между прочим, я показывал Кирееву журнал "Странник" с повестью Михеева, где от себя предпосылал ей такие слова: "...едва ли кто из наших читателей знает хоро­шего прозаика Алексея Михеева, в то время как у каждого в памяти засел десяток- другой имен прозаиков плохих и очень плохих, но почему-то известных". Тоже, на­верное, задело...

Апеллировать к Залыгину в подобных ситуациях не имело смысла. Бывали случаи, когда он оказывался заинтересован в той или иной публикации не менее меня и даже сам ее инициировал, но под напором уверенного, демонстративного невнимания к ней отдела сникал и в конце концов отступался. Так из раза в раз повторялось с заяв­ками блестящей переводчицы со шведского и с французского языков Юлианы Яхни- ной. Причина была в том, что она просто не входила в привычный круг "Нового мира" и, в частности, сотрудников отдела прозы. И еще в том, возможно, что подавала свои рукописи и предложения через меня как единственного знакомого ей в редакции (по­мимо Залыгина) человека...

Наступит время, когда я вынужден буду говорить авторам, желающим показать свои вещи в "Новом мире":

— Поверьте, без моего участия вам будет легче напечататься. Постарайтесь не показывать даже вида, что вы со мной знакомы!..

А вот другая история.

Когда я только пришел в журнал, критик Павел Басинский через номер публико­вал свои оперативные и острые заметки в рубрике "По ходу дела" (попеременно с Аллой Марченко, для контраста). Как и о чем пишет бессменный сотрудник "Литературки", известно многим; если бы писал плохо, то А. И. Солженицын не включил бы его, по­лагаю, в число немногих членов жюри своей литературной премии. Могу добавить, что я был первым редактором Басинского в "Новом мире", именно по моему разделу он дебютировал в журнале в 80-х.

Немзер Басинского, мягко говоря, недолюбливал. И в газете "Сегодня", в общем-то "Новому миру" и лично Василевскому с Костырко дружественной, систематически появлялись неприязненные отклики штатного обозревателя на новомирские выступ­ления Басинского:

"...призывы Басинского к журналам (вероятно, к "Новому миру" в первую очередь) печа­тать плохую или даже "очень плохую" традиционную прозу, ожидаючи, пока не придет "юноша с хорошей русской прозой и в редакции будет праздник", дышат благородной свежестью, но, кажется, трудно воплотимы, покуда не заведет критик собственного журнала"."...Павел Басинский объясняет, что писать писателям (а также и критикам) надобно "Не для эстетов, не для быдла..." , и, по своему обыкновению, сулит нам некоторое количество ужасов".