На взгорье роз - [4]

Шрифт
Интервал

Преобладал темно-красный тон. Эта краска нисходила от парчовой обивки стен, не смели дохнуть разостланные повсюду ковры.

Витражи в покое, кажется отведенном под салон, изливали внутрь свет в виде разноцветной розы, которая, колыхалась словно щит на небольшом, инкрустированном слоновой костью органе. Клавиатура была открыта. В серебряных, раскрытых в форме бокала рожках канделябров стояли наполовину оплывшие свечи; вокруг них разрослись толстые слезчатые грибы, застывшие в белых стигматах боли: плач громниц.

Я поочередно обошел все комнаты. Интерьер производил впечатление замершей на полном ходу жизни, мгновенной остановки: словно в сказке о спящей царевне — недоставало, кажется, лишь поцелуя молодого королевича, чтобы снова привести в движение дворец, зачарованный сном. Даже время здесь остановилось: часы, должно быть, издавна не заводившиеся, глухо молчали.

Я взглянул на свои: они показывали одиннадцать часов утра. Обессиленный, я вернулся в спальню. Не знаю, почему именно здесь я захотел отдохнуть. Наверное, потому, что здесь обнаружил еще больше признаков замершей жизни.

Я сел в кресло, машинально взяв в руки светлую женскую накидку, которую там кто-то оставил. На паркете, в нескольких шагах от меня, лежал кружевной платочек, я поднял его: до меня донесся тонкий аромат духов. Быть может, из того флакончика на камине? Приблизился — он и в самом деле был до половины наполнен какой-то жидкостью. Я капнул несколько капель на ладонь и зашипел, словно ошпаренный. Неужели яд? Вернулся в кресло, не выпуская из рук накидки. Я словно грезил наяву, опьяненный атмосферой дома — она действовала одурманивающе, как эликсир из давних, сказочных времен. Я облокотился о ручку кресла и задремал…

Мною овладело такое чувство, будто я здесь обжился, проник в душу данного жилища. Практически каждый предмет нашептывал мне свои секреты, вверял историю этого места. Перед моими глазами начала разыгрываться какая-то мимическая сцена без звуков и слов.

Вдруг раздвинулась портьера соседней залы и в комнату вошла она — прекрасная, как всегда, и как всегда печальная.

Она была взволнована. Резким движением сняла атласную накидку, прикрывающую ее божественные плечи, и бросила ее на кресло, в котором я сидел. Она с укором обернулась в ту сторону, откуда пришла; движения ее губ указывали на то, что она с кем-то беседовала, с кем-то, кто находился у входа. Но я никого не видел.

Очевидно, разговор принимал все более и более щекотливый оборот. Ее движения приобрели оттенок отчаяния; должно быть гнев не помог — и она прибегла к мольбам.

Она умоляюще простерла свои дивные руки и заключила в объятья чью-то шею; но ее руки отпрянули от грубого толчка. Поэтому она покорно опустилась на колени. Но глаза выказывали безмерное отчаяние: ее не слушали. Как вдруг, она вскочила, будто смертельно раненая, и всем своим телом бросилась вперед; в желании кого-то задержать ее руки наткнулись на пустоту, и она без сил упала на паркет…

Прошла долгая минута. Наконец она вяло, с трудом приподнялась и подошла к камину. Из ее ладони выскользнул кружевной платочек в том месте, где я его подобрал. В ту минуту она повернулась ко мне спиной так, что по движениям ее рук я не мог понять, что она делает. Когда затем она приблизилась к окну, ее глаза искрились сухим, стеклянным блеском. Она смотрела на что-то на пальце с душераздирающей усмешкой: покинутая.

Она перестала улыбаться и медленной походкой, грациозной поступью вышла из комнаты. Еще раз промелькнула ее величественная фигура там у садовой калитки, блеснула сапфировая заколка в форме стрелы в ее волосах и она исчезла среди роз.

Я проснулся. Резкий свет ослепил меня. Это было отражение от стеклянных стен оранжереи, которое пронзив окно комнаты, настигло меня в полумраке. Я опустил глаза и заметил, что все еще сжимаю в руках накидку. Начал рассматривать ее с интересом:

— Так значит это и послужило отправной точкой… Отсюда началась ретроспектива… Ага! правда — и платочек. Указатели. Ну и она… разумеется — и все, что с ней связано. Но кем же было то, второе, незримое лицо? Несомненно, мужчиной… Мне припомнились отпечатки копыт, которые я видел в первый же день. Они начинались именно в том месте, у стены, где был замаскированный вход.

— Итак, это произошло тогда… Даже, быть может, за несколько минут до моего прихода…

Я подсчитал дни: со времени начала «солнечного» курса лечения прошло семь дней. Посмотрел на календарь, стоящий на письменном столе; последний раз его переворачивали 28 июля, даты совпадали.

Я оставил кресло и последовал в том направлении, в котором она скрылась. Пройдя две комнаты, я оказался в саду, у подножия розового взгорья. Оно вздымалось к вершине несколькими круговыми ярусами, отчетливо прорезанными тропинками, которые огибали его спиралью со всех сторон. С замиранием сердца я начал взбираться на вершину. На пути я миновал распустившиеся во всей красе, изливающие упоительный аромат из глубины своих бутонов розы, равнодушно проходил рядом с изваяниями работы первоклассных скульпторов, установленными в начале нового витка серпантина. На тропинке, обвивающей пригорок предпоследним кольцом, я приостановился, бросая любопытный взгляд на вершину снизу почти наглухо укрытую густыми зарослями роз.


Еще от автора Стефан Грабинский
Рассказы

Стефан Грабинский (Грабиньский) (Stefan Grabiński) — польский писатель, один из основоположников польской фантастической литературы, наиболее известный рассказами в жанре хоррора. Одним из самых пылких его почитателей был Станислав Лем. Рассказы Грабинского служили примером особого типа фантастики, который он сам предложил называть «психо-, или метафантастикой». В отличие от прямолинейной, традиционной фантастики, носившей внешний, декоративный характер, данный тип брал за основу психологические, философские или метафизические проблемы.


Избранные произведения в 2 томах. Том 2. Тень Бафомета

Первое отдельное издание сочинений в 2-х томах классика польской литературы Стефана Грабинского, работавшего в жанре «магического реализма».Писатель принадлежит той же когорте авторов, что и Г. Майринк, Ф.Г. Лавкрафт, Ж. Рэй, Х.Х. Эверс. Злотворные огненные креатуры, стихийные духи, поезда-призраки, стрейги, ревенанты, беззаконные таинства шабаша, каббалистические заклятия, чудовищные совпадения, ведущие к не менее чудовищной развязке — все это мир Грабинского.


Избранные произведения в 2 томах. Том 1. Саламандра

Первое отдельное издание сочинений в 2 томах классика польской литературы Стефана Грабинского, работавшего в жанре «магического реализма».Писатель принадлежит той же когорте авторов, что и Г.Майринк, Ф.Г.Лавкрафт, Ж.Рэй, Х.Х.Эверс. Злотворные огненные креатуры, стихийные духи, поезда-призраки, стрейги, ревенанты, беззаконные таинства шабаша, каббалистические заклятия, чудовищные совпадения, ведущие к не менее чудовищной развязке — все это мир Грабинского.


Месть огнедлаков

Стефан Грабиньский (1887–1936) — польский прозаик. Автор романов «Саламандра» (1924), «Тень Бафомета» (1926). В 20-е годы были изданы сборники новелл: «На взгорье роз», «Демон движения», «Чудовищная история» и др.Рассказ «Месть огнедлаков» взят из сборника «Книга огня» (1922).Опубликован на русском языке в журнале «Иностранная литература» № 3, 1992.


Чад

Рассказ был написан Грабинским в 1913 году.Опубликован в «Pro arte», 1919, ч. 2, стр. 11–16.


Из сборника «Демон движения»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Счастливчик Рид

Множество людей по всему свету верит в Удачу. И в этом нет ничего плохого, а вот когда эта капризная богиня не верит в тебя - тогда все действительно скверно. Рид не раз проверил это на своей шкуре, ведь Счастливчиком его прозвали вовсе не за небывалое везение, а наоборот, за его полное отсутствие. Вот такая вот злая ирония. И все бы ничего, не повстречай Счастливчик странного паренька. Бывалый наемник сразу же почувствовал неладное, но сладостный звон монет быстро развеял все его тревоги. Увы, тогда Счастливчик Рид еще не знал, в какие неприятности он вляпался.


Шрамы на сердце

Что-то мерзкое и ужасное скрывается в недрах таежной земли. Беспощадный монстр ждет своего часа.


Smile.jpg

Интернет-легенда о хаски с чудовищной улыбкой может напугать разве что впечатлительного подростка, но хаски найдет средства и против невозмутимого охранника богатой дачи…


Невеста Анатоля

В книге впервые собраны мистико-фантастические рассказы Е. А. Нагродской (1866–1930), одной из самых популярных писательниц дореволюционной России, автора нашумевших в то время эротических бестселлеров и произведений о женском «раскрепощении» — а также, несмотря на устоявшуюся «бульварную» репутацию, писательницы оригинальной и бесспорно заслуживающей внимания.


Птица-Жар

Весь вечер Лебедяна с Любомиром, сплетя перста, водили хороводы, пели песни и плясали в общей толчее молодежи. Глаза девицы сверкали все ярче и ярче, особенно после того, как Любомир поднес ей пряный сбитень. Пили его из общего глиняного кувшина и впрогоряч. Крепкий, пьянящий напиток разгонял кровь и румянил щеки, подхлестывая безудержное веселье и пробуждая силы для главного таинства этой ночи. Схватившись за руки крепче прежнего, молодые прыгали через костер, следя за тем, как беснуются сполохи смага, летя вослед.


Доминант

Оконченное произведение. Грядет вторая эра воздухоплавания. Переживут ли главные герои катаклизм? Что ждет их в новом мире? Открытие забытых небесных островов, продолжение экспансии островитян, восстания челяди,битва держав за место под солнцем на осколках погибающего континента. Грядущий технологический скачек, необычная заморская магия, новые города, культуры и жизненный уклад содрогнут когда-то единую Некротию...