На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан - [103]

— Государыня, — вскричал он, — граф Сиракузский дорого дал бы, чтобы узнать эту тайну получасом раньше вас! Не ожидал я такой награды за свою бескорыстную преданность!

Королева смягчилась. Аргумент был слишком убедителен.

— Извините меня, отец, — сказала она, — несчастие заставляет нас подозревать лучших наших друзей.

Она протянула монаху руку, которую тот почтительно поцеловал.

Бедной королеве и в голову не пришло, что граф Сиракузский действительно узнал обо всем получасом раньше и в настоящую минуту уже скакал по направлению к Турину. В это время раздался почтительный стук в дверь. Королева легким движением подбородка указала на задернутый тяжелой занавесью альков. Монах быстро скрылся туда.

— Войдите! — сказала королева.

Дверь отворилась и в комнату вошли герцог Трани и генерал Кутрофиано.

Герцог, сын Марии-Терезии и сводный брат короля, был молодой человек лет восемнадцати. Его доброе, бледное лицо обнаруживало в нем податливый, мягкий характер. Одинаково неспособный как к сильной ненависти, так и к сильной любви, он был игрушкой в руках честолюбивой матери, заветная мысль которой состояла в низвержении с престола пасынка, чтобы посадить на него любимого сына. Герцог не сопротивлялся, но и не содействовал ей: честолюбие было страстью слишком мужественной для этой слабой натуры.

Генерал Кутрофиано, напротив, являлся человеком совсем иного закала. Это был старик лет шестидесяти, высокий и жилистый, с умным, энергичным лицом и длинными седыми усами. Фанатически преданный католицизму, он верил, что Виктор-Эммануил никто иной, как апокалипсический зверь, а Гарибальди — его пророк, и потому он ненавидел их всеми силами души и считал, что самая верная дорога попасть в рай — это делать им возможно больше вреда. Кутрофиано, хотя и принадлежал к старинной аристократической семье, но вырос вдали от изнеженной, порочной среды, почему и не заразился ее тлетворным влиянием и, пробив себе дорогу к высокому посту, сохранял строгие привычки своей молодости. Теперь он был первым министром Франческо II, но без кабинета, который предстояло еще составить, и пока не имел права распоряжаться без ведома старого кабинета, председателем которого был Либорио Романо.

— Господа! — сказала королева-мать, вставая и делая три шага им навстречу, — Я призвала вас, чтобы посоветоваться о деле первостепенной важности. В Неаполе составлен заговор с целью ниспровержения законного короля и призвания на его место Виктора-Эммануила. Сигналом к открытому восстанию должна быть высадка пьемонтских войск в самой неаполитанской гавани.

Непритворный ужас выразился на лицах обоих посетителей. Герцог совершенно остолбенел и не мог выговорить ни слова.

— Но верны ли ваши сведения, государыня? — спросил Кутрофиано, когда первая минута удивления прошла. — Я ничего не знаю, хотя всего полчаса был в полицейской префектуре.

— Вся полиция наполнена либералами с тех пор, как ее начальником стал Либорио Романо. Я сама читала письмо генерала Нунцианте к Кавуру, в котором в аллегорической форме изложено всё дело. Граф Сиракузский замешан в этот заговор. Прочтите сами!

Она подала Кутрофиано письмо. Герцог Трани тоже с любопытством наклонился к нему, но так как прочесть его вследствие неразборчивости почерка было довольно трудно, то он перевел глаза на покрытый коврами пол и стал мысленно считать число квадратиков на его узорах.

Пока генерал читал письмо, вдруг отворилась дверь и в комнату вошел лакей.

— Его эминенция кардинал-нунций! — торжественно доложил он.

Вслед за ним вошел в своей красной мантии кардинал Антонио Гарильяно, папский нунций при неаполитанском дворе.

Лицо прелата, обыкновенно елейно-счастливое, выражало теперь сильную тревогу. Даже в костюме его замечался некоторый беспорядок. Всё это так поразило присутствующих, что, забыв все правила этикета, они вскричали в один голос:

— Что случилось?

— Граф Сиракузский тайно покинул свой дворец и уехал по туринской дороге!

Известие было так неожиданно и вместе с тем так гармонировало с тем, что они сейчас узнали, что королева, Кутрофиано и герцог несколько мгновений стояли, как окаменелые.

Мария-Терезия первая прервала молчание.

— Всё подтверждается! — вскричала она.

— Что? — спросил нунций.

Королева объяснила ему в кратких словах всё, что она узнала, и в заключение сказала:

— Сам Бог послал вас к нам, святой отец. Нам нужно немедленно обсудить, как нам поступить, потому что через час, может быть, будет уже поздно. Скажите, генерал, каково настроение армии? Сделали ли вы то, о чем мы с вами условились в последний раз?

— Сделал, ваше величество. На линейные войска, я должен признаться, нельзя слишком полагаться, хотя они наверное не пойдут против нас. Что же касается гвардейских полков, то эти готовы на всё.

Дело шло о роялистском заговоре, уже давно подготовляемом Марией-Терезией и безумными абсолютистами. Низвергнутые их противниками — республиканцами и унионистами, они для восстановления потерянной власти решились прибегнуть к оружию своих врагов — именно к заговорам. Они не поняли, что оружие это, весьма сильное в одном случае, делается смешным и никуда негодным в другом случае, когда направлено против общества.