На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан - [105]

Шрифт
Интервал

Окруженный врагами, скрывавшими под ласковыми речами змеиное жало, Франческо стал искать утешения в религии. Он сделался фанатиком, мучил себя постами, носил власяницу и, в припадках покаянного экстаза, любил ходить в монашеской одежде. Совершенно неразвитой, окруженный вдобавок всевозможных сортов монахами, он сам сделался суеверен, как средневековой монах, и постоянно жаловался, что судьба посадила его на престол. Действительно, он был бы гораздо счастливее в монастырской келье, чем в королевском дворце.

Услыхав о приближении королевы-матери, Франческо пошел к ней навстречу, с выражениями сыновнего почтения; но в душе он чувствовал сильное беспокойство, потому что боялся Марии-Терезии и понимал, что она недаром явилась к нему в такой поздний час. Присутствие кардинала еще более подтверждало это предположение.

Проведя гостей в свой кабинет и усадив их, Франческо II вопросительно посмотрел на обоих посетителей.

— Ваше величество! — первый прервал молчание кардинал, — только настоятельная необходимость заставила нас нарушить вашу благочестивую молитву. Бог, которого вы только что призывали, да прострет над вами свою десницу и да поможет вам своим советом в том, что вам предстоит решить.

После такого торжественного предисловия король сделался еще неподвижнее и еще внимательнее стал смотреть в лицо своему собеседнику.

— Государь, — продолжал после некоторой паузы кардинал, — мы принесли к вам тяжелое известие, которое требует всей твердости вашей души для перенесения его, и предложение, которое требует всех сил для выполнения. Выслушайте первое: граф Сиракузский открыто стал на сторону ваших врагов. Вы читали его дерзкое, богопротивное письмо. Теперь он прямо поехал в Турин, в самую пещеру, где куются все замыслы против вашего личного спокойствия и вашего государства.

Кардинал и королева устремили на Франческо внимательный взгляд, чтобы узнать, как примет он это известие, которое им выгодно было раздуть до возможно бóльших размеров, чтоб успешнее уговорить короля согласиться на принятие участия в их заговоре.

Но на безжизненном лице Франческо не шевельнулся ни один мускул.

— До сих пор, — сказала в свою очередь королева, — ваши внутренние враги были разрознены. Теперь же у них будет свой глава, как и у врагов внешних, и теперь предстоит вопрос: которые из них опаснее?

В ответ на эти замечания король нехотя проговорил:

— Я это давно предвидел!

Он проговорил это таким тоном, как если бы сказал: — Что мне за дело до этого!

— В таком случае вашему величеству будет еще легче принять участие в наших планах, — сказал льстивым голосом нунций. — Потому что вы не могли не предвидеть, в какое положение будет поставлено королевство этим явным переходом одного из членов королевской семьи на сторону его врагов. Государь, положение дел ужасно и требует самых энергических мер, иначе всё рухнет — и порядок, и религия… Дерзкий авантюрист приближается, ведя за собой все разрушительные силы Европы. Он не остановится на Неаполе. Он прямо высказывает, что пойдет затем на Рим, на Венецию, пока не соединит того, что никогда соединено не было, пока не водворит во всей Италии красной республики под диктатурой Мадзини. Вот что ждет нас впереди! А между тем вы бы могли остановить еще успехи этого исчадия сатаны. Но для этого нужно действовать. Вы же связаны по рукам и ногам.

— Это правда! — неожиданно сказал король.

Нунций и королева подавили невольное движение удивления, которое было бы совершенно неприлично в данном случае, и кардинал с удвоенной горячностью продолжал:

— Ваши министры, без которых вы не можете ступить шагу, злейшие из ваших врагов. Иные открыто держат сторону генуэзского флибустьера, другие — сторону пьемонтской лисицы. Освободитесь от них, явитесь настоящим королем! Возьмите в свои руки кормило правления, и неаполитанский народ покажет, что в нем еще не умерла старинная преданность католической вере и своим законным государям. Но для этого нужна прежде всего отмена теперешних богопротивных нововведений.

— Это правда! — повторил король еще более неожиданно. Но теперь эта неожиданность не застала до такой степени врасплох его посетителей.

— Сам Бог говорит вашими устами, государь, — воскликнули в один голос кардинал и королева и начали излагать Франческо свой план нового государственного переворота.

Неизвестно, проснулась ли на минуту искра энергии в душе молодого короля, или же он действовал под импульсом каких-нибудь мистических внутренних влияний, одному ему известных, но только на этот раз Франческо II почти без всякого сопротивления согласился взять на себя главную роль в приготовленной Марией-Терезией фантасмагории.

Далеко за полночь вышли кардинал и королева из кабинета Франческо. Оставшись одни, они обменялись многозначительными взглядами. Кардинал выразительно указал глазами вверх.

Однако, всем этим мудреным затеям суждено было погибнуть, так сказать, еще в утробе матери, не увидав божьего света.

Глава XVI. Гарибальдийцы в Неаполе

На другой день утром Мария-Терезия снова отправилась к королю. Вчерашняя энергия и решимость Франческо II показались ей до такой степени странными, что она мало доверяла их прочности.


Еще от автора Лев Ильич Мечников
Записки гарибальдийца

Впервые публикуются по инициативе итальянского историка Ренато Ризалити отдельным изданием воспоминания брата знаменитого биолога Ильи Мечникова, Льва Ильича Мечникова (1838–1888), путешественника, этнографа, мыслителя, лингвиста, автора эпохального трактата «Цивилизация и великие исторические реки». Записки, вышедшие первоначально как журнальные статьи, теперь сведены воедино и снабжены научным аппаратом, предоставляя уникальные свидетельства о Рисорджименто, судьбоносном периоде объединения Италии – из первых рук, от участника «экспедиции Тысячи» против бурбонского королевства Обеих Сицилий.


Неаполь и Тоскана. Физиономии итальянских земель

Завершающий том «итальянской трилогии» Льва Ильича Мечникова (1838–1888), путешественника, бунтаря, этнографа, лингвиста, включает в себя очерки по итальянской истории и культуре, привязанные к определенным городам и географическим регионам и предвосхищающие новое научное направление, геополитику. Очерки, вышедшие первоначально в российских журналах под разными псевдонимами, впервые сведены воедино.


Последний венецианский дож. Итальянское Движение в лицах

Впервые публикуются отдельным изданием статьи об объединении Италии, написанные братом знаменитого биолога Ильи Мечникова, Львом Ильичом Мечниковым (1838–1888), путешественником, этнографом, мыслителем, лингвистом, автором эпохального трактата «Цивилизация и великие исторические реки». Основанные на личном опыте и итальянских источниках, собранные вместе блестящие эссе создают монументальную картину Рисорджименто. К той же эпохе относится деятельность в Италии М. А. Бакунина, которой посвящен уникальный мемуарный очерк.


Рекомендуем почитать
Возмездие

В книгу члена Российского союза писателей, военного пенсионера Валерия Старовойтова вошли три рассказа и одна повесть, и это не случайно. Слова русского адмирала С.О. Макарова «Помни войну» на мемориальной плите родного Тихоокеанского ВВМУ для томского автора, капитана второго ранга в отставке, не просто слова, а назидание потомкам, которые он оставляет на страницах этой книги. Повесть «Восставшие в аду» посвящена самому крупному восстанию против советской власти на территории Западно-Сибирского края (август-сентябрь 1931 года), на малой родине писателя, в Бакчарском районе Томской области.


Миллион

Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.


Коронованный рыцарь

Роман «Коронованный рыцарь» переносит нас в недолгое царствование императора Павла, отмеченное водворением в России орденов мальтийских рыцарей и иезуитов, внесших хитросплетения политической игры в и без того сложные отношения вокруг трона. .


Людоедка

Гейнце писал не только исторические, но и уголовно-бытовые романы и повести («В тине адвокатуры», «Женский яд», «В царстве привидений» и пр.). К таким произведениям и относится представленный в настоящем издании роман «Людоедка».


Чтобы помнили

Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.


Мудрое море

Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.


Николай Бенуа. Из Петербурга в Милан с театром в сердце

Представлена история жизни одного из самых интересных персонажей театрального мира XX столетия — Николая Александровича Бенуа (1901–1988), чья жизнь связала две прекрасные страны: Италию и Россию. Талантливый художник и сценограф, он на протяжении многих лет был директором постановочной части легендарного миланского театра Ла Скала. К 30-летию со дня смерти в Италии вышла первая посвященная ему монография искусствоведа Влады Новиковой-Нава, а к 120-летию со дня рождения для русскоязычного читателя издается дополненный авторский вариант на русском языке. В книге собраны уникальные материалы, фотографии, редкие архивные документы, а также свидетельства современников, раскрывающие личность одного из представителей знаменитой семьи Бенуа. .


Меж двух мундиров. Италоязычные подданные Австро-Венгерской империи на Первой мировой войне и в русском плену

Монография Андреа Ди Микеле (Свободный университет Больцано) проливает свет на малоизвестный даже в итальянской литературе эпизод — судьбу италоязычных солдат из Австро-Венгрии в Первой мировой войне. Уроженцы так называемых ирредентных, пограничных с Италией, земель империи в основном были отправлены на Восточный фронт, где многие (не менее 25 тыс.) попали в плен. Когда российское правительство предложило освободить тех, кто готов был «сменить мундир» и уехать в Италию ради войны с австрийцами, итальянское правительство не без подозрительности направило военную миссию в лагеря военнопленных, чтобы выяснить их национальные чувства.


Графы Бобринские

Одно из самых знаменитых российских семейств, разветвленный род Бобринских, восходит к внебрачному сыну императрицы Екатерины Второй и ее фаворита Григория Орлова. Среди его представителей – видные государственные и военные деятели, ученые, литераторы, музыканты, меценаты. Особенно интенсивные связи сложились у Бобринских с Италией. В книге подробно описаны разные ветви рода и их историко-культурное наследие. Впервые публикуется точное и подробное родословие, основанное на новейших генеалогических данных. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Палаццо Волкофф. Мемуары художника

Художник Александр Николаевич Волков-Муромцев (Санкт-Петербург, 1844 — Венеция, 1928), получивший образование агронома и профессорскую кафедру в Одессе, оставил карьеру ученого на родине и уехал в Италию, где прославился как великолепный акварелист, автор, в первую очередь, венецианских пейзажей. На волне европейского успеха он приобрел в Венеции на Большом канале дворец, получивший его имя — Палаццо Волкофф, в котором он прожил полвека. Его аристократическое происхождение и таланты позволили ему войти в космополитичный венецианский бомонд, он был близок к Вагнеру и Листу; как гид принимал членов Дома Романовых.