На всех похож - [5]

Питьевая вода находилась в ёмкости рядом. Её залили ещё до нашего рождения, она с тех пор протухла. Когда мы в своём колпаке стали выкачивать её, чтобы заменить, то обнаружили, что ёмкости сообщаются между собой.

Подполковник поднял крышку с унитазом и увидел плавающую пустую бутылку. Выловил её. Выловил вторую. Третью, четвёртую… Наставил возле люка 92 бутылки, и ему надоело. Солдаты потом наловили ещё, сдали, и вырученная сумма очень пригодилась, потому что через неделю командир взвода, старший лейтенант, получил медаль «За боевые заслуги». Документы были отправлены давно, в ответ вернулась награда.

Савченко прибыл к нам. Поговорив с офицерами, он вызвал и меня. Сидя за столом, сказал: «А ну-ка, комсомольский секретарь, покажи свои протоколы». Было видно: он прекрасно понимает, что нет у меня никаких протоколов, придется наказать. Даже в самом-то расположении части не добьешься от секретарей порядка в документации, а уж тут, на отшибе...

Я не по уставу пожал плечами, повернулся по уставу через левое плечо и принёс тетрадь. Последнюю точку я поставил полчаса назад, как раз закричали: «Савченко приехал!»

Подполковник опешил, разглядывая мои образцовые писания. Уже без уверенности он произнёс: «Вопрос о дисциплине обсуждался?» Я развернул одно собрание и два заседания бюро. Если бы он вздумал опросить комсомольцев, так все предупреждены.

До сих пор обижаюсь: почему меня не поощрили отпуском на родину? Вот и надрывайся...

Мы уже полгода выполняли священную обязанность, когда из учебного подразделения прибы­ли два свежеиспечённых сержанта. Один из них, Ермилов, мне сказал: «Не успел в учебке вступить в комсомол! Рекомендации собрал, сфотографировался, анкету заполнил – всё готово. И не успел».

Я посоветовался с лейтенантом Валерой. Прежние рекомендации вроде бы не имеют здесь силы, а новые дать некому, так как Ермилова знаем мало. Лейтенант рассудил: если человеку доверили оружие, так неужели не дадим комсомольский билет? Правда, это означало, что в комсомол принимает врач в военкомате. Но я оценил армейскую логику и написал в протоколе, что на собрании первичной организации Ермилов единогласно принят в ряды коммунистического союза молодёжи.

Каждый месяц я ходил сдавать взносы. По две копейки с человека – 72 копейки. Первое время носил их в кулаке, потом догадался класть в пилотку (карманы были ненадёжные) и маршировал 18 километров в один конец.

И вот однажды я сказал Ермилову: «Пойдём получать комсомольский билет». Он был юноша тихий, помялся и ответил: «Лучше послезавтра пойду. Там зубной врач будет – уж заодно...» Что ж, я поставил валенки на печку (больше я никогда их не видел) и в сапогах зашагал в часть.

Лейтенант встретил вопросом: «Где Ермилов?» – «Послезавтра придет». – «Как послезавтра? Комиссия завтра, все билеты должны быть вручены!»

Напряженно посоображав, он решил: «Вот что, ты будешь Ермилов. Пошли в штаб».

На втором этаже деревянного штаба части он отворил дверь в комнату, разделённую решётчато-стеклянной стеной. За окошечком сидела приятная, в меру худая женщина. Почему-то я не встречал толстых офицерских жён. Между тем шпал они не таскают, как жёны рабочих, однако именно у рабочих они толстые, а в армии бывают такими только у прапорщиков (по-гражданскому завхозов).

«Тамара Александровна! – сказал Валера. – Вот Ермилов». – «А!» – обрадовалась она. Достала красноватую книжечку-раскладушку – учётную карточку – и, занеся над ней перо, спросила: «Образование какое?»

Кто его знает, какое у Ермилова образование... Я ответил: «Восемь классов». Впоследствии оказалось десять.

Она записала и продолжила: «В каком году окончил?» Я опять ошибся года на два или три.

Протянув мне билет, она велела в нём расписаться. Там была фотография, но ведь маленькая, не разберёшь. «Тамара Александровна, – попросил я. – Можно, потом распишусь? В спокойной обстановке, красиво». – «Нет». Пришлось, ощущая неловкость перед Ермиловым, нарисовать его фамилию.

Женщина вышла из-за решётчатой стены и стала пожимать мне руку. Расчувствовавшись – якобы, – я произнёс сбивчивую речь: «Вы меня первая поздравляете. Я на всю жизнь запомню!»

Лейтенант тоже пожал руку. По его неудержимой улыбке трудно было понять, с чем поздравляет – возможно, с убедительным воплощением образа.

«Теперь вы поздравьте, товарищ майор», – обратилась Тамара Александровна. В комнате сидел мужик в сизой шинели. Положив шапку на стол, он что-то писал.

«Да ну, – отмахнулся он. – Я их вчера поздравил 150. Идите к Савченко, пусть он поздравляет».

К Савченко было нельзя, он меня знал. «Това-арищ майор, – стал просить я. – У меня такой торжественный день. Вы уж поздравьте, а я спасибо скажу».

По виду майора сделалось ясно, как ему нужно моё спасибо. Однако он надел шапку и, встав, внушительно произнёс: «Ну, солдат, у тебя был один устав, а теперь у тебя два устава. Служи, выполняй оба». Это приветствие я и сам, как обкомовский работник, не раз исполнял на сцене. «Спасибо, товарищ майор!.. Я всегда... Я никогда!..» Говорить мне помешали, надо думать, слёзы счастья.

Тамара Александровна получала громадное удовольствие. Вот как прочувствованно человек вступает в ВЛКСМ! Видно, ждал не дождался – такой пионер-герой Володя Дубинин. Желая продолжения, она заявила: «Теперь идём к Савченко!»