На войне я не был в сорок первом... - [18]

— Святая троица, — сказал Данька, заметив нас. — Что скажете?  Выследили бандитов? Или напали на след шпиона?

— Не смейся, дело серьезное, — сказал Воронок.

— Верю, — согласился Данька, — по пустякам я не при­нимаю. Выкладывайте, что случилось.

Он внимательно выслушал нас и посоветовал:

— Обратились бы в милицию. Очень просто. Вообще, я вижу, вы мастера заваривать кашу. А как расхлебывать — бежите за мной.

— Значит, ты трусишь? Так бы и сказал. Мы и сами упра­вимся. — Сашка обиженно пошел к двери.

— Вы же таланты, — сказал Данька. — Воронок вот бок­сер. А кто я?

Данька умел набивать себе цену. Мы знали, что ломается он для виду, что никуда нас одних он не отпустит. Просто Данька ждал очередной порции комплиментов. Мы простили ему эту маленькую слабость.

— Без тебя нам крышка, — печально сказал я.

— Ты один заменишь десятерых, — сказал Андрейка.

— Я и приемы-то все позабыл, — буркнул от двери Сашка Воронок.

— О-хо-хо, — закряхтел Данька. Лицо его приняло доволь­ное выражение.

В чьем сердце лесть не находит уголка? Мало, наверное, таких людей на белом свете.

— Шут с вами. Так и быть, пособлю. Ребята вы вроде ничего. Только фантазий у вас много. Свойство детского воз­раста.

Мы промолчали. Даже Сашка Воронок промолчал. Мы по­чтительно смотрели, как Данька натягивает майку. Казалось, она вот-вот лопнет.

Данька щелкнул меня в нос.

— А ты, друг ситный, уверен, что все благополучно обой­дется? Может, не стоит тебе лезть в эту квартиру?

— Стоит, — беспечно сказал я.

— Смел, как тореадор, — сказал Данька, —  в Мексике или Испании ты, Лешка, был бы тореадором. Крутил бы хвосты быкам и срывал аплодисменты.

Понятие о тореадорах у него было несколько превратное. Я не стал вдаваться в ненужные объяснения. Пусть тореадоры, по его мнению, крутят быкам хвосты. Это, видимо, дело тоже не очень легкое.

Данька вдруг схватил меня и Воронка, посадил на согну­тые руки и так зашагал по коридору.

Ребята тыкали в нас пальцами и покатывались от смеха, но мы в интересах общего дела предпочитали молчать. Всегда находятся людишки, которые в неловком положении человека видят нечто забавное. Это такие, наверное, вопили в древнем Риме, чтобы им подавали хлеба и зрелищ.

Чуть начало темнеть, мы с Воронком вышли из общежития. Данька с Андрейкой должны были с минуты на минуту после­довать за нами. Они задержались в столовой.

... Это был один из тех старых приземистых домов, которые сохранились в Москве еще с купеческих времен. Кирпичная кладка побурела, дом осел, перекосив кое-где оконные проемы. Он напоминал кряжистого старичка, согнувшегося под бреме­нем прожитых лет, но все еще крепкого.

Дом был двухэтажный. Тринадцатая квартира помещалась наверху. Сашка Воронок еще накануне успел покалякать во дворе с ребятами и разузнать все, что надо. Действительно, жильцы из тринадцатой квартиры неделю назад уехали в Са­ратов. Уехали они налегке, оставив в Москве почти все свои  вещи.

Мы стояли с Воронком у «Гастронома» и поджидали Андрейку с Данькой-молотобойцем. Воронок настаивал на том, что­бы засаду устроить на чердаке.

— Мы их, субчиков, будем видеть как на ладони. Дадим возможность им проникнуть в квартиру, а потом спустимся и встретим их прямо с поличным.

Воронок вооружился железным прутом, спрятав его в ру­каве шинели. У меня в кармане лежал небольшой булыжник. Но в глубине души оба мы больше всего рассчитывали на сталь­ные Данькины мускулы. Когда Данька выступал на вечерах самодеятельности, играя, словно мячиками, двухпудовыми гиря­ми, в зале стояла восторженная тишина. Даньке предсказывали будущее чемпиона мира по штанге. Повариха, по собственной инициативе, всегда старалась выкроить для молотобойца до­полнительный обед. И никто из нас не сетовал на это: ясно бы­ло, что Данька с его недюжинной мускулатурой нуждается в дополнительном питании больше, чем кто-либо другой.

Сашка насвистывал грустный мотивчик, меланхолично гля­дя на пустую витрину магазина.

— Когда-то она ломилась от окороков и колбас. Можно было зайти с полтинником и выйти с кульком леденцов. Сказ­ка была, а не жизнь, — заключил он и, нагнувшись, подобрал толстый окурок.

— Смотри-ка, «Казбечина»! Не иначе какой-нибудь спеку­лянт бросил. Оставить покурить?

Я отрицательно помотал головой, вглядываясь в конец ули­цы. Прошло десять минут после условленного времени, а това­рищей наших все не было. Что могло их задержать? Андрейка всегда отличался точностью. В группе шутили, что по нему можно проверять часы.

Но вот наконец показались и они.

— Долго не обслуживали нас в столовой, — сказал Анд­рейка.

— Можно было пожертвовать ужином, — проворчал Во­ронок.

Сашка доложил обстановку.

— Согласен, что надо забраться на чердак, — сказал Дань­ка. — Но не всем. Двое из нас должны в подъезде спрятаться. Кто хочет? Нужно ведь следить и за окнами, и за тем из них, кто может оказаться внизу — на шухере, как они говорят.

Мы с Воронком переглянулись.

— Значит, мы с Данькой во дворе остаемся, — решил Анд­рейка, — а вы там не лезьте на рожон. Только наблюдайте. Ясно?

Сашка показал им кончик железки и спросил:

— А у вас есть что-нибудь?

— Кулаки у нас есть. И головы. Думаем, что этого доста­точно, — сказал Данька.