На войне я не был в сорок первом... - [17]
Добрая тетя Сима дала мне сегодня горбушку. Продолговатую, хорошо пропеченную горбушку, на срезе которой видны были матовые вкрапления картофеля. Очень редко доставались мне горбушки, когда я обедал вместе с группой. Наглецы, вроде Гошки Сенькина, коршунами набрасываюсь на поднос с хлебом, растаскивали куски, которые казались им больше и лучше других.
Все время доставалась мне серединка, пластинка хлеба, не идущая ни в какое сравнение с горбушкой. Она и на вид была меньше, и на вкус гораздо хуже.
Я надкусил продолговатое чудо и помешал ложкой щи. Густые. Как выгодно обедать в последнюю очередь! Повариха выскребает из котлов остатки, и они достаются счастливчикам вроде меня. Что из того, что вместо капусты щи заправлены крапивой? По радио говорили, что в крапиве — масса ценных витаминов.
Тетя Сима подсела ко мне за стол; пригорюнившись, оперлась щекой на ладонь и сказала:
— Компоту тебе не досталось. Есть утрешний чай. Принести?
Чай так чай. Бывают в жизни огорчения и похуже.
— Никак не дождусь письма я от мужа. На границе он служил. — Тетя Сима достала платочек, вытерла уголки глаз.
— Отступает, писать некогда, наверное, — предположил я.
— И что это за Гитлер такой объявился на нашу голову... Жили, как люди, никому не мешали. Сжег он небось все границы-то наши... Вон ведь как прет, окаянный...
В первый день войны я разлиновал общую тетрадь. В одной графе поставил даты, в другой написал: «Взятые немецкие города»... Ведь я ходил в кино, видел и парады на Красной площади. Я пел вместе со всеми «Если завтра война...»
В тетради моей так и не появилось ни одной записи.
— В конце концов, мы победим, тетя Сима...
— Вы победите! — раздраженно сказала она. — Одни бабы да вы, сопляки, в тылу-то остались.
В цехе Гошки Сенькина не было. Вот еще навязался на мою шею этот Косой со своей запиской. А главное, что он и фамилию мою знает, и комнату, где живу. Попробуй выброси записку — расправы не миновать.
Что, собственно, в ней написано? И имею ли я право передавать ее Гошке?
Навстречу шел Андрейка Калугин.
— О чем задумался, детина? — спросил он.
— Да вот, понимаешь, какая петрушка...
В двух словах я ему выложил всю историю. Андрейка бесцеремонно взял записку, развернул ее и прочитал вслух:
«Ксивы я тебе достал. Получишь после посещения тринадцатой квартиры в первом доме. Хозяева уехали — хата наша. Шмоток богато. Жду тебя там в субботу вечером. Звонить не надо — стукни разочек в стенку рядом с дверью, и порядок. Заметано? К.»
— «Заметано?» — еще раз повторил Андрейка и с интересом посмотрел на меня: — Уникальный документ попал к тебе в руки, Сазон.
— Что же мне делать? — растерянно спросил я.
Похоже, я влип в такой переплет, из которого просто так не выкарабкаешься.
— Выходов я вижу три, — спокойно сказал Андрейка, — первый — отдать записку в милицию, второй — самим устроить засаду в этой квартире, передав записку по назначению. И третий — вручить записку и забыть обо всем этом деле.
Калугин испытующе взглянул на меня:
— Решай, Аника-воин...
— С Воронком бы посоветоваться...
— Воронок выберет засаду. У него на Косого зуб старый.
— А ты?
— И я с вами буду. Да еще Даньку-молотобойца пригласим.
От сердца у меня отлегло. Данька один мог справиться с дюжиной таких, как Гошка Сенькин. Мускулы у него были словно канаты. Когда он здоровался с тобой за руку, то казалось, что пальцы твои сжимают чудовищные тиски. До поступления в училище он работал молотобойцем в кузнице.
— Делаем засаду! — повеселев, сказал я.
— Ну, а Гошку ты найдешь там, куда цари пещком ходили. Жалуется бедный на колики в животе. Да записку-то спиши предварительно. Пригодится.
Послание Косого Гошка принял из моих рук недоверчиво. Быстро прочел его и уставился на меня своими сонными глазами:
— Не пойму, чего-то он тут пишет. Может, объяснишь?
— А я читал, что ли? Давай посмотрю, если хочешь.
— Да ладно уж,— зевнул Гошка, — разберусь сам как-нибудь.
... Вечером в общежитии я стащил Воронка с койки. Он оттолкнул меня:
— Ты что, взбесился?
— Почему не сказал мне, что у тебя отец комдив? Я тебе про своего все рассказал, а ты помалкиваешь? Братья так не делают. Или ты уже раздумал быть моим братом?
— Тю, дурной, говорил же, что военный. Еще у Черныша. Сашка достал из кармана бумажник, раскрыл его и протянул мне фотокарточки.
Я увидел улыбающегося военного. Он улыбался, хитровато прищурясь. Совсем как Воронок. На петлицах его гимнастерки поблескивали ромбы. На обороте карточки я прочитал: «Плох, Сашко, солдат, который не мечтает стать генералом. Мечтай, сынок!»
— Понял? — сказал Сашка. — Он сейчас дивизией командует. Нина тебе сказала?
— Ага. Кстати, она на какие-то путешествия твои намекала.
— А вот об этом я тебе расскажу, когда кончится испытательный срок. Возможно, что и ты отправишься со мной в путешествие.
— Черт с тобой. Слушай, что со мной сегодня произошло. Косого я встретил...
Глава девятая
ОТСТУПАТЬ УЖЕ НЕЛЬЗЯ
Что ни говорите, а Данька-молотобоец все-таки феномен. Чудо природы. Мы разыскали его в умывальной. Данька фыркал, брызги так и летели во все стороны. Мускулы играли на его руках живыми клубками.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.