На войне я не был в сорок первом... - [15]

И Мишка запел. Он запел легко и свободно, поверив в мо­гущество сырых яиц. Медсестра слушала его, то и дело взды­хая. Может, она вспоминала, как пела сама и как из этого ничего не вышло.

Во всяком случае, мы ей были очень благодарны. Отныне никто из нас не назовет ее мегерой. А ведь раньше называли. И частенько.

Вот ведь как неожиданно раскрываются сердца людей! Кто бы подумал, что у нашей медсестры добрая душа. Угрюмее ее, казалось, не было человека в училище. А понадобилась по­мощь — она оторвала долю от своего пайка и бескорыстно поделилась с Мишкой.

Это было открытие. Много таких открытий мне еще пред­стояло сделать в жизни. И радостных, и огорчительных. По­тому что каждый человек все-таки загадка.

Взять того же Мишку. Вон как оробел он при встрече с про­фессором. А я своими глазами видел, как он, не задумываясь, полез в драку со взрослыми парнями, пристававшими к Рае Лю­бимовой. Парней было двое. Они преградили Рае дорогу, и один из них бесцеремонно обхватил девушку руками. Другой, восполь­зовавшись этим, полез целоваться. Видно, они были пьяны.

Мишка шел впереди меня. Он бросился к парням и, раз­вернувшись, дал в ухо любителю поцелуев. На Мишку кинулся второй, но тут подоспел я и с размаху ударил парня головой в живот. Он охнул и опустился на тротуар. Все произошло так быстро, что не успели они прийти в себя, как нас, троих, и след простыл.

Мы проводили Раю до ее дома, и она сказала:

— Спасибо, вы, оказывается, смелые.

— Убегать мастера, — пошутил Мишка.

— Нет, серьезно. Они ведь могли бы вас изувечить. Пьяные же. А пьяному море по колено.

Еще помню случай в кинотеатре. В переполненном зале Мишку попробовал согнать с места какой-то нахальный парень.

— Отстань ты от меня, — по-хорошему сказал Румянцев.

— Чё, чё? — закипятился тот. — Может, ты по-блатному говоришь? Может, выйдем потолкуем?

Мишка молча поднялся и на глазах у всей почтеннейшей публики цепко ухватил паренька за оттопыренное ухо. Так он проволок его через весь зал до выхода и после этого вновь уселся на своё место как ни в чем не бывало.

После фильма нас подкараулили друзья обиженного. Драка была что надо. Ремесленники одержали победу, но какой це­ной! Мы с Мишкой две недели после этого ходили с «фона­рями». У Сашки Воронка в свалке потерялась фуражка. У Андрейки вырвали из рук peмень с металлической пряжкой. Нашими трофеями была кепчонка с хвостиком наверху и уве­систый портсигар, набитый довоенном «Беломором».

Больше эта компания здесь не появлялась, уступив нам плацдарм, завоеванный по всем рыцарским правилам.

Так что внешность человека зачастую обманчива. На пер­вый взгляд Мишка тюфяк тюфяком. Размазня. А дойдет до дела — на него всегда можно положиться. С ним бы я пошел в любую разведку, как говорят в фильмах красноармейцы.

Сейчас Мишка опекает Юрку Хлопотнова — нашего юного партизана. Шефствует над ним в мастерской, учит работать по-румянцевски. А сам он, после Андрейки, второй токарь — вир­туоз нашего училища. Ему поручают самую сложную работу. Юрка не спускает со своего шефа восторженных глаз. Он всю­ду бродит за ним как тень.

— Значит, Мишук, через неделю идем к профессору? — спрашивает Сашка.

— Будь по-твоему, — Мишка машет рукой, — не съест же он меня в самом деле.

— Таким костлявым недолго и подавиться, — веско заме­чает Воронок.

— От костлявого слышу, — говорит Мишка, и рот его рас­плывается до ушей.

Любит он улыбаться, хотя его лицо от этого отнюдь не де­лается красивее. Одни глаза только и хороши на длинном и худом лице Мишки Румянцева.

Говорят, что глаза — зеркало души человека. Может, конеч­но, это и так, но попробуй разобраться в миллионах этих зеркал. У Сашки Воронка, например, явно ехидное выражение глаз. Значит, он вредный человек? Некоторые и впрямь счи­тают его таким. Но это ведь всего-навсего маска. Я знаю, каков мой названый брат. В душе он артист. Он может предстать перед вами каким угодно. Хорошим или плохим. Добрым или жадным. Никогда не знаешь, какую роль он начнет играть в следующую минуту. А игра эта доставляет ему удовольствие. Он говорит, что таким способом проверяет людей. Довольно странный способ.

Мне, как начинающему поэту, полагались бы этакие вдох­новенные глаза. А достались на мою долю невыразительные серые глазенки. Рая вот находит в них даже что-то рыбье. Жаль, но что поделаешь...

У Гошки Сенькина глаза невыспавшегося шкодливого кота. Вот ему они впрямь подходят. Подходят глаза и Саньке Косо­му — нашему общему врагу. На всех ремесленников он смот­рит, как удав на кроликов. Какой-то гипнотизирующий у него взгляд. Так и кажется, что сейчас он внушит тебе сделать ка­кую-нибудь пакость. Хоть и видел я Саньку Косого раза два, да и то мельком, но глаза его хорошо запомнил.

Глава восьмая ДЕЛАЕМ ЗАСАДУ

А ну, постой, ремесло, — сказал грубый голос, и кто-то придержал меня за хлястик шинели.

Я оглянулся и увидел Саньку Косого. На нем была кепчонка, пришлепнувшая ровную смоляную челочку, длинный пиджак — чуть ли не до колен — и хромовые сапоги гармошкой. Когда Санька Косой говорил, во рту поблескивала «фикса» — золотая коронка. Косой с шиком сплюнул поверх моей головы и спросил: