На войне и в плену - [39]

Глава 12 ЛАГЕРЬ У ВОДОНАПОРНОЙ БАШНИ

Теперь все свое время мы посвящали тому, чтобы пережить зиму. Дважды в день «бригада» (так это называлось) отправлялась примерно за два-три километра в лес на заготовку дров. Из-за холода часть партии едва могла передвигаться. В сапогах зияли дыры, и для того, чтобы удержать тепло и защитить ноги от ужасных морозов, приходилось обматывать их войлоком. Вскоре половина состава «бригады» отмораживала ноги, руки, носы и уши. Многие теряли пальцы на руках и ногах. Мне повезло в том, что я сумел раздобыть себе пару приличной обуви, которую пришлось снять с одного из моих подопечных мертвецов. Конечно, холод донимал и меня, но я переносил его лучше многих своих товарищей.

Ежедневные походы в лес позволили самым жестоким русским конвоирам проявить свою изобретательность. Каждого, кто падал, били прикладами винтовок, пока он либо поднимался, либо так и оставался лежать в снегу. В последнем случае ему приходилось мерзнуть, пока, наконец, к вечеру санитарам не позволялось забрать его и попытаться вылечить. Я помню, как такое произошло с одним уроженцем Нижней Баварии, который к тому моменту уже успел лишиться почти всех пальцев на ногах и поэтому не поспевал за колонной. К сумеркам, когда пришли санитары, его лицо стало серо-синего цвета, и он умер почти сразу же после того, как его доставили в госпиталь.

Поскольку я был здоров, то относительно легко перенес все доставшиеся на мою долю удары судьбы. К тому же мне иногда удавалось улизнуть из-под бдительных взоров конвоиров в ближайшую деревню, где я проводил время с гораздо большим комфортом, чем если бы я честно собирал коряги в лесу. Может быть, то, что немецкие военнопленные умудрялись выклянчить себе еду, покажется странным, но в деревнях под Смоленском в то время было много приезжих, некоторые из них почти не пострадали во время войны и поэтому были довольно мирно настроены по отношению к нам, немцам.

Рано или поздно такие откровенные набеги на близлежащие населенные пункты раскрывались, но все мы были голодны как волки и справедливо полагали, что в таких случаях стоило рискнуть. К счастью, меня самого поймали в тот момент, когда конвойный был без оружия. Я пробирался в свой барак, пряча под шинелью кое-что из еды, когда из-за угла вдруг показался караульный, который, конечно, заметил меня. Я изо всех сил старался принять невинный вид, но либо мое подозрительное поведение воришки, либо сверток в руке вызвали у солдата подозрение. В лагере при госпитале, где мы все еще числились выздоравливающими, конвойным не разрешалось носить оружие в зоне, где жили пленные. Солдат долго допрашивал меня о том, где мне удалось раздобыть еду, а затем неожиданно, без всяких комментариев, развернулся и зашагал прочь.

На следующий день в ожидании того, что за мной будет организовано специальное наблюдение, я работал особенно старательно и принес назад в лагерь огромную кучу дров. Конвойному это понравилось, и я подумал, что он не стал докладывать о моем поведении своему начальству. Он подозвал меня.

— Расскажи мне еще раз, — потребовал он, — что именно ты просил там, в деревне?

— Что-нибудь, что поможет мне выжить, — ответил я. — Но мне дали только картошку, хлеб и табак.

— А у этих людей много табака?

— Очень много, — заверил я его, — иначе как бы мне удалось выпросить у них хоть немного?

— Ты прав, — признал конвоир. — Если я разрешу тебе и дальше ходить по деревням, ты согласен купить для меня табак?

Когда на следующий день наша партия снова отправилась в лес, он дал мне немного денег и сам проследил, чтобы я смог беспрепятственно скрыться от наблюдения охраны. Я вернулся уже ближе к вечеру и принес ему мешочек с двумя свертками табака. Солдат грелся у огня, а пленные работали в зарослях вокруг. Я показал ему табак, несколько кусочков черствого хлеба, маленький пакет картошки и, чем я особенно гордился, немного лука и чеснока.

— Оставь еду себе, — разрешил конвоир. — И вот еще, возьми, здесь немного табака для тебя. Если тебе еще понадобится отлучиться, достаточно будет только попросить об этом меня.

Так я стал неофициальным агентом по снабжению охранников. Красная армия держала своих солдат в такой суровой узде, по существу запирая их в лагере вместе с пленными, что повсюду, где отношения между охраной и заключенными не были очень напряженными, возникали примеры такого вот странного тайного сговора. Впрочем, такое случалось и там, где охрана относилась к пленным строго. В тот вечер, когда я открыл для себя новый вид деятельности, в моем подвале собрались на «праздник» мои товарищи. Мы все так старательно курили махорку, что вскоре из-за плотного дыма едва могли видеть лица друг друга.

Мы все больше привыкали к этим тайным рейдам по окрестностям. Дисциплина ослабла, но ловили нас редко. Моим частым отлучкам потворствовал всего один охранник, но попадался я редко, поэтому почти не было случаев, чтобы я получал стандартное наказание за это в виде десяти ударов палкой по спине. Краюха хлеба и немного картошки настолько перевешивали страх наказания, что вскоре администрация лагеря сочла его слишком легким. И после этого нас стали наказывать лишением еды на три дня — теперь игра едва ли стоила свеч.