«Так это ж циветта, — наконец сообразил Ракитин, — знаменитая азиатская, или настоящая, циветта, за которой охотятся, чтобы добыть пахучее вещество цибет, широко используемое в парфюмерии и медицине. Так вот из чьего меха сделана у Синя охотничья сумка».
— Поздравляю, дамти Синь, — сказал Ракитин, пожимая охотнику руку. Синь слегка улыбнулся, а затем, молча включив фонарь, направил луч света на голову циветты. И вдруг мертвые глаза зверя ожили, вспыхнули красноватыми огоньками. И только сейчас Ракитин понял, почему фонарь Синя светил так тускло. Дело было совсем не в батарейках. Лишь таким вот слабым лучом можно было обнаружить животное по отблеску глаз, не испугав его светом. Эти красные и зеленые искорки в кустах были не чем иным, как сверкающими глазами животных.
«Что же я за болван! — обругал себя в душе Ракитин. — Ну надо же быть таким тупым! Нет животных. Исчезли животные, — передразнил он сам себя. — Всю обедню Синю испортил. Вот уж он меня, наверное, в душе проклинал, когда я свой прожектор включил. От такой иллюминации какое хочешь животное до смерти напугается».
Ракитин хотел, чтобы Лок все это объяснил Синю. Но переводчик, как назло, куда-то испарился. Ракитин опустился на траву рядом с охотником, положил руку ему на плечо и по-дружески виновато улыбнулся.
Синь улыбнулся в ответ и тихо сказал: «Той хуэ». (Все хорошо.)
В гости к Синю
Деревня Бао-Линь, где жил Синь, лежала километрах в десяти от лагеря. Надо было спуститься вдоль по ручью на восток и выйти на проселочную дорогу.
После ночного дождя дорога основательно раскисла, и, чтобы не завязнуть по щиколотку в липкой темно-коричневой грязи, путникам приходилось все время держаться обочины. Солнце уже поднялось над джунглями, и деревья, умытые дождем, зеленели еще ярче, переливаясь в солнечных лучах всеми цветами радуги, словно осыпанные бриллиантами. Напоенная дождем земля просыхала, исходя легким, полупрозрачным паром. Будто осколки огромного зеркала, сверкали оставшиеся после тропического ливня бесчисленные лужи. С приближением к деревне все чаще и чаще стали попадаться признаки человеческого жилья. То буйволы, разлегшиеся по шею в грязи с блаженными мордами, лениво прядая ушами, то нежно-зеленые прямоугольники рисовых чеков, окруженные насыпными дамбами, то остатки водопровода — десятка два подставок-рогулин, вбитых на расстоянии друг от друга. На них лежали длинные, пожелтевшие от времени бамбуковые стволы-трубы с отверстиями у каждой перемычки. У огромных олив «бо» с мощными гладкими стволами без единого сучка были привязаны бамбуковые палки с петлями-ступеньками на конце. С помощью такого нехитрого устройства можно было, хотя и не без труда, добраться до кроны, где среди листвы прятались крупные оливки.
Навстречу путникам из-за поворота вышли четыре женщины. Все они были одеты в короткие кокетливые кофточки и длинные, до щиколоток, широченные брюки весьма модного, как объяснил Лок, коричневого цвета. Все женщины были маленькие, изящные в своих конусообразных шляпах «нон», с лицами, до половины закрытыми белыми, в мелкий цветочек платками, над которыми озорно сверкали черные, чуть раскосые глазки. Их совсем можно было бы сравнить со статуэтками, если бы не трехметровые шесты «куанг-гань» у каждой на плече. На концах шестов плавно покачивались плоские плетеные корзины, доверху наполненные плодами папайи, корнями сасспареля, бататами и еще какими-то неизвестными Ракитину овощами. Уставшие путешественники сразу приободрились, расправили плечи и посторонились, уступая узкую полоску относительно сухой дороги. Но незнакомки остановились, опустили на землю свою ношу и развязали платки. Все четыре оказались молоденькими и очень миловидными. В ушах у каждой поблескивали тоненькие серебряные сережки.
— Слушай, Лок, куда это они с таким грузом идут? — спросил Ракитин. Но Лока уже не надо было уговаривать. Он произнес целую речь, из которой Ракитин понял только «ко хуэ хонг» — «как поживаете» и «льенсо» — «советский». Лок на глазах преобразился. Куда девалась его обычная медлительность, неуклюжесть. Он улыбался, жестикулировал, и, судя по всему, его бойкость произвела на девушек впечатление. Неожиданно Лок нагнулся и вытащил из одной корзины небольшую низку стручков горького перца «ыт», похожих на большие красные запятые. Он покрутил ее на пальце и что-то сказал. Девушки прыснули от смеха.
— Это есть такой вьетнамский пословиц: «Каждый перец горек, каждая девушка ревнива», — перевел Лок.
Скоро Лок был уже в полном курсе дела. Он узнал, что все они не замужем, живут в соседней с Бао-Линь деревне, направляются на рынок в уездный городок, где хотят купить нужные вещи.
— Я так и думал, что они все нет муж, — сказал Дан, оказавшийся большим знатоком истории Вьетнама, народных обычаев и легенд.
Ракитин вопросительно поднял брови.
— Посмотри, дамти Витя, на их волос, — продолжал Дан и, вдруг замявшись, повернулся к Локу: — Лучше ты переводи.
— Посмотри на их прически, — подхватил Лок, — видишь, у них волосы гладкие и завязаны пучком сзади. Значит, они есть девушки. Если пучок сидит на макушке — значит, у женщины есть муж. Когда вдова, она пучок будет поместить на левый сторона головы.
