На суше и на море 1980 - [208]

Поль Джонс предстал перед Екатериной II не только в качестве опытного моряка, поступившего на службу, но и представителя США. Он преподнес императрице экземпляр новой конституции молодого государства, рассказал об Америке. Позже он с энтузиазмом развивал перед Екатериной и ее сановниками проект широкого соглашения между обеими странами в области политики и торговли.

Императрица обошлась с новоприбывшим очень милостиво и направила в распоряжение генерал-фельдмаршала Г. А. Потемкина, под начальством которого состояли все русские сухопутные и морские силы в войне с Турцией. Рекомендуя американца Потемкину, императрица писала, что «сей человек весьма способен в неприятеле умножать страх и трепет». Царскосельскую резиденцию Екатерины, как и было ранее обещано, Поль Джонс покидал уже контрадмиралом. По прибытии к театру военных действий ему выделили одну из эскадр, базировавшуюся в Днепровском лимане.

Так скрестились пути Поля Джонса и А. В. Суворова, командовавшего войсками в районе Херсона — Кинбурна. Они быстро нашли общий язык — в прямом (французский) и переносном смысле, прониклись взаимной симпатией и не раз встречались как в скромной квартире Суворова, так и в каюте Поля Джонса на линейном корабле «Владимир», согласовывая планы блокады Очакова и других совместных действий против турок. «Это был один из немногих людей, встреченных мною, который всегда казался мне сегодня интереснее, чем вчера, и в котором завтра я рассчитывал — и ненапрасно — открыть для себя новые, еще более восхитительные качества. Он неописуемо храбр, безгранично великодушен, обладает сверхчеловеческим умением проникать в суть вещей под маской напускной грубоватости и чудачества, — я полагаю, что в его лице Россия обладает сейчас величайшим воином, какого ей дано когда-нибудь иметь. Он не только первый генерал России, но, пожалуй, наделен всем необходимым, чтобы считаться и первым в Европе» — таково было мнение Поля Джонса о нашем полководце. Вспоминая впоследствии о своем пребывании в России, адмирал писал, что Суворов оказался наиболее близким другом, которого ему удалось там найти.

После нескольких мелких стычек эскадра Поля Джонса участвовала в июне 1788 г. в большом сражении с турецким флотом, во время которого контрадмирал имел возможность убедиться в отваге и выучке русских матросов. За одержанную победу Полю Джонсу был пожалован орден святой Анны. Он высоко оценил эту награду и дорожил ею. Но самолюбие Поля Джонса было весьма уязвлено, когда он узнал, что основная заслуга в разгроме флота капудан-паши под Очаковом приписывается его бездарному конкуренту, сумевшему расположить к себе Потемкина, — адмиралу Нассау-Зигену, командовавшему гребной флотилией. Американцу довелось с горечью убедиться в прозорливости Суворова, сказавшего ему однажды, что раны и смерть — не единственная опасность войны, так как несправедливость может сразить не хуже свинца и стали.

С тех пор резко ухудшились отношения между Полем Джонсом и Нассау-Зигеном, а соответственно и с его высоким покровителем. Осенью того же года контр-адмирал внезапно получил предписание явиться в Петербург для назначения на новое место службы. Предполагалось, что его направят в чине вице-адмирала на Балтийское море, а отозван он был, судя по всему, из-за усилившегося нерасположения к нему со стороны своенравного князя Потемкина, о дурном характере которого моряка не раз предупреждал Суворов. Близились холода. При расставании Суворов подарил отъезжавшему шубу.

В Петербурге Поль Джонс задержался более чем на восемь месяцев. Там с ним приключилась неприятная история, подстроенная, видимо, кем-то из недоброжелателей. Против адмирала возбудили уголовное дело. Обвинение не было доказано, но цели своей — скомпрометировать моряка — организаторы этого скандального «дела» отчасти добились.

Полю Джонсу пришлось воспользоваться предоставленным ему двухгодичным отпуском с сохранением адмиральского жалованья. Он уехал в Варшаву, где был дружески встречен Тадеушем Костюшко, также участвовавшим, как известно, в американской войне за независимость. Оттуда путь адмирала лежал через Вену и Амстердам в Париж.

Поль Джонс увидел совсем не тот легкомысленный и бесшабашный город, который хорошо помнил. Ныне это был Париж французской революции, Париж без Бастилии. В этом бурлившем Париже и скончался 18 июля 1792 г. Джон Поль Джонс, едва доживший до сорока пяти лет. Пуля, удар саблей или абордажной пйкой десятки раз могли оборвать его жизнь. Но умер он от водянки, словно добропорядочный буржуа.

Многие писатели и историки (в частности, Фенимор Купер) отмечают неуемное честолюбие Поля Джонса, которое часто определяло его поступки. Да он и сам как-то признался в письме к Потемкину: «Возможно, я слишком люблю отличия…» Ему не суждено было при жизни в полной мере утолить жажду славы. Но даже в самых смелых мечтах вряд ли когда-нибудь рисовались Полю Джонсу те почести, что были возданы ему спустя столетие после смерти.

К тому времени усыновившее его государство стало весьма могущественным. Соединенным Штатам с их короткой историей необходимы были свои традиции, свои герои. Тогда-то и вспомнили об отважном Поле Джонсе.