На суше и на море, 1976 - [11]

Таков был Магистральный вечерний, полуночный — геометрически строгий ряд палаток, костры, необъятность тьмы, обступающей палаточный строй и цепочку огней, да два одиноких огонька в окрестности Магистрального, по ту и другую сторону палаточного городища…

Прибыв в Магистральный, мы, естественно, пустились в расспросы: что? кто? где? чьи это два одиноких костерка светят на отшибе в час поздний? И нам пояснили, что этот вот костерок — взрывники, а тот — чумики. «Кто?»— переспросили мы, и нам повторили со смешком, прикрывающим уважение и определенную неосведомленность: «Чумики».

И мы отправились околицей поселка, мимо магистральской походной электростанции, мимо новенькой вертолетной площадки, за черту всех служб, к черте болот и рощиц, к поросшему кустарником берегу Окакухты… Горел костер. Чернел силуэтом чайник. Маячил в темноте острый верх палатки. Палатка как палатка, на крыше, правда, белый флаг с красным крестом. А на ближних кустах у входа развешаны полотнища больших флагов с коротким древком. И как снасти у какого-нибудь рыбачьего шалаша, у входа в палатку стояли довольно странные здесь, в Магистральном, большие сачки. Вроде тех, с которыми дети гоняются за бабочками… Владельцами сачков и были «чумики».

Мы представились, познакомились, и как-то так получилось, что сказали «чумикам», как их нарекли в Магистральном. Но «чумики» не обиделись, рассмеялись и даже выразили свое удовлетворение по поводу точности такого названия, в какой-то мере выражающего суть их профессии: они представляли на трассе Иркутский НИИ эпидемиологии и микробиологии. Маленькая экспедиция из пяти человек… Лаборант Оля представила весь личный состав: Олег Захарович Горин, эпидемиолог, начальник; Владимир Иванович Еропов, паразитолог; Анатолий Андреевич Ремарчук — из лаборатории ПОИ и Лариса Федоровна Герасимова — из лаборатории ЭКИ.

Видя наше недоумение, Олег Захарович Горин, рассмеявшись, раскрыл нам эти аббревиатуры — ПОИ и ЭКИ, а заодно цели и задачи маленькой экспедиции.

ПОИ — природно-очаговые инфекции, лаборатория по выявлению и изучению источников возможного заражения. ЭКИ — эпидемиология кишечных инфекций и соответственно лаборатория в маленькой экспедиции из пяти человек… И мы должны признаться, что и тогда, у костра, и сейчас, за своим рабочим столом, испытали одни чувства, одно волнение: неизмерима задача, которую решают эти пятеро, этот маленький форпост науки на грандиозной стройке, и невозможно не поклониться этим людям от имени всех тех, кого оберегают они от возможных, но роковых болезней! В глухие заповедные места Сибири пришла Магистраль. Это не только бетон и железо. Пришли люди, много людей издалека, из совершенно иных био- и географических зон. Дремала и дремала себе эта глухомань. Сложилось определенное равновесие, определенная гармония — если позволено так сказать — между агрессивными, инфекционными началами в природе и защитными, иммунными. Но пришел человек, нарушил вековое равновесие. Подставил себя под удар здешних агрессивных сил, не располагая, однако, здешним иммунитетом. Это серьезное дело — магистраль через «белые пятна» географии. ПОИ — это клещи и комары, грызуны и птицы. ПОИ — это энцефалит, туляремия, лептоспироз, лихорадка Ку… Стройка не табор, строитель обживает землю, на которой он первожитель. Бурят скважины, укладывают водопроводы, пускают в ход насосы. Но все это не сразу, первая вода — из реки, вода неведомая, населенная микроорганизмами. А плоды и ягоды, грибы и растения, тоже «населенные»! ЭКИ — это микроскопический, но чрезвычайно агрессивный мир, содержащий в потенции «взрыв» инфекционных болезней.

— В общем задача нашей экспедиции, — подытожил улыбкой свой рассказ Олег Захарович Горин, — дать эпидемиологическую характеристику местности, по которой пройдет трасса, и прилегающих к ней районов. Вот мы и поселились на отшибе, от всех людей подальше, с нечистым своим делом… Мы, можно сказать, охотники. Ставим «плошки» на грызунов, силки на птичек, имеем право на отлов и отстрел белок, зайцев, бурундуков, на крупных, вроде медведя, не успели оформить разрешение в Москве. Ловим комариков… вот этими вот сачками… Снимаем клеща флагами вот этими, волочим их по кустам, по траве… Вот такое у нас занятие. Добываем животных — вдруг попадутся зараженные…

Рано утром, когда еще не проснулись даже поднимающиеся ни свет ни заря магистральцы, эти охотники за микробами наскоро чаевничают, надевают высокие сапоги, застегивают попадежнее штормовки-энцефалитки, берут сачки и флаги и расходятся. Один идет в глубь болот, в гиблые, надо сказать, места, другой — в лес, третий забирается на сопку… Осматривают мышеловки, целятся в подозрительно слабенькую белочку (не больна ли?), считают птиц и записывают в половой дневник: «Рябчик — 1, скворец — 3, дятел— слышали стук…» Машут сачками, волочат флаги… Это работа — и работа трудная. Как любая другая полезная работа, имеющая свои единицы измерения, «флаго-час» например. Флаг — это орудие отлова клещей и… их учета. Сколько клещей вцепится в полотнище, волочимое по кустам и травам, за один час — таково и будет абсолютное значение этой единицы опасности. А относительное ее значение и не передать. Специалист скажет в результате измерений, очаг ли тут «природной» инфекции или «норма» как по числу, так и по видам клещей (это тоже нужно знать, мало одних лишь количественных оценок). Вот что за единица «флаго-час»… Стоит, видимо, сказать и о другой единице, раз уж к слову пришлось, да и относится она к истинному хозяину тайги, перед которым и медведь пасует, — к комару. Как же считают полчища комаров? Какие тут единицы? Взмахи. Столько-то видов комаров на 100 взмахов сачка… Если у кого-нибудь это вызовет улыбку, можно порекомендовать тому вооружиться сачком (маленьким детским) и выяснить, легкая эта работа или нет. Ну а если кто усомнится в серьезности ее, тому мы можем признаться откровенно, что вышли из тайги сплошь в волдырях от укусов. Нет, не отдали себя на съедение, мы защищались, конечно, пробовали и жидкость, и мази, и все, что есть от комаров. От комаров вообще. И кое-какие их виды нас действительно не трогали, но хватало других, которым все эти натирания служили скорее приманкой. Не изучены эти виды, как мы поняли из бесед у палатки с красным крестом. Но в тайге сейчас не только привыкшие ко всему охотники, которым комар не страшен. В тайге сегодня сотни, тысячи людей, не на шутку страдающих от комариных укусов. Так что все, чем занимаются иркутские ученые, — дело в высшей степени серьезное и неотложное.