На суше и на море, 1967–1968. Фантастика - [41]

— Вы говорите обо мне?

— Возможно. Никто не может быть непогрешимым. — Райдер подался вперед, заговорил подчеркнуто: — Примем главные факты за чистую монету. Если вы говорите правду, то деньги были выданы в 10.30. Если правду сказал Летсерн, то получил их не он. Сложите вместе то и другое, что получится? Ответ: деньги получены кем-то, кто не был Летсерном. А если ответ окажется правильным, то вы сильно ошиблись.

— Я не ошибся, — возразил Ашкрофт. — Это был Летсерн, и никто другой. Иначе я не могу верить собственным глазам.

— Вы уже признали это, — заметил Райдер.

— О нет, не признавал.

— Вы же сказали, что видели, как он подписывает расписку. Собственными глазами вы видели, как он ставит свою подпись — Он подождал возражения, которого не последовало. — А на расписке ничего не стояло.

Ашкрофт промолчал, угрюмо размышляя.

— Если вы были обмануты насчет подписи, то могли быть обмануты и относительно подписавшегося.

— Я не страдаю галлюцинациями.

— По-видимому, — сухо произнес Райдер. — Как же вы объясняете отсутствие подписи?

— Мне не нужно объяснять, — заявил Ашкрофт с внезапной горячностью. — Я дал факты. Искать объяснений — ваше дело.

— Совершенно верно, — согласился Райдер. — Мы ничего не имеем против того, чтобы нам об этом напомнили. Надеюсь, что вы не будете возражать, чтобы вас расспрашивали еще и еще раз. Благодарю за помощь.

— Я рад был помочь. — Ашкрофт вышел, явно обрадованный тем, что допрос кончился.

Гаррисон взял зубочистку, погрыз ее и сказал:

— Вот чертовская история. Еще день или два, и вы пожалеете, что вас прислали сюда.

Задумчиво посматривая на начальника полиции, Райдер произнес:

— Я прислан сюда не учить вас. Я пришел помочь, так как вы сказали, что вам нужна помощь. Две головы лучше одной. Сто голов — лучше, чем десяток. Но если вам не нравится, я могу и вернуться…

— Бросьте, — сказал Гаррисон. — В такие дни, как этот, я злюсь на всех. У меня положение иное, чем у вас. Когда кто-то обчищает банк у меня под носом, он выставляет меня на посмешище. А разве можно быть одновременно и посмешищем, и начальником полиции?

— Вы признаете себя побежденным?

— Ни за что в жизни.

— Тогда сосредоточимся на нашей работе. В этом деле с распиской есть что-то очень неясное и странное.

— Для меня оно ясно, как гвоздь, — произнес Гаррисон. — Ашкрофта обманули или одурачили.

— Не в этом дело, — возразил Райдер. — Загадка состоит в том, зачем его обманули. Если предположить, что ни Ашкрофт, ни Летсерн не виновны, то деньги взяты кем-то другим, кем-то неизвестным. Я не вижу никаких разумных объяснений тому факту, что преступник рисковал испортить все дело, подсовывая кассиру пустую расписку. Обман ведь можно было обнаружить тотчас же. Все, что ему нужно было бы сделать, это нацарапать имя Летсерна. Почему он этого не сделал?

Гаррисон минуту подумал.

— Может быть, он боялся, что Ашкрофт признает подпись поддельной и поднимет адский шум?

— Если он смог притвориться Летсерном, то должен уметь и подделать достаточно хорошо подпись.

— Возможно, он не подписался потому, — предположил Гаррисон, — потому что не умел писать. Я знаю нескольких мошенников, научившихся грамоте только в тюрьме.

— В этом что-то есть, — согласился Райдер. — Во всяком случае наиболее подозрительными кажутся сейчас Ашкрофт и Летсерн. Виновность обоих необходимо исключить, прежде чем искать кого-то другого. Я полагаю, вы уже проверили их?

— Да еще как! — Гаррисон взял трубку телефона. — Пошлите сюда картотеку Первого банка. — Получив ее, он стал перебирать листки. — Возьмем сначала Ашкрофта. Материально обеспечен хорошо, в прошлом ничего подозрительного нет, превосходная репутация — словом, никаких мотивов грабить банк. Джексон, младший кассир, подтверждает его показания, хотя не полностью. Ашкрофт никуда не мог бы спрятать деньги, предназначенные для Дэйкина. Мы обыскали банк сверху донизу, пока Ашкрофт неотлучно находился в кабинете директора. И ничего не нашли. Дальнейшие поиски дали еще кое-что в его пользу… Подробности я сообщу позже.

— Вы уверены в его невиновности?

— Почти, но не совсем. Он мог передать деньги сообщнику, до некоторой степени похожему на Летсерна. Мне хотелось бы поискать в его жилище. Одной бумажки с записанным номером было бы достаточно, чтобы убедиться в его виновности. — Он сделал гримасу. — Судья Мэксон отказался дать ордер на обыск из-за недостатка улик. Он говорит, что нужно чем-нибудь подтвердить подозрения. И я вынужден сознаться, что судья прав.

— Что вы скажете о кассире фирмы, Летсерне?

— Это убежденный холостяк, лет около шестидесяти. Не буду утомлять вас полным отчетом о нем. К нему не придерешься.

— Вы в этом уверены?

— Судите сами. Машина фирмы оставалась у конторы все утро до 10.30. Она не могла оказаться у банка менее чем за 20 минут. У Летсерна попросту не было времени, чтобы поехать туда на какой-нибудь другой машине, вернуться на завод, захватить охрану и поехать вторично.

— Да еще к тому же спрятать добычу, — вставил Райдер.

— Нет, он не мог сделать этого. Далее, в конторе Дэйкина было человек сорок, и все они, вместе взятые, смогли рассказать о каждом шаге Летсерна с той минуты, как он пришел на работу в 9 часов, и до той, когда он уехал в банк в 10.35. Такого алиби ни один прокурор не поколеблет!