На суше и на море, 1964 - [17]

На третье утро возле зарослей колючего кустарника и плакучей ивы, усеянной черными шишечками, мы нашли просторную пещеру: летучие мыши, скорпионы, глиняная посуда, лепные изображения животных, богов, людей. Хрупкие фигурки, намного пережившие их создателя, свидетельствуют о его божественной гениальности. Несомненно, пещера была священной: там мы увидели пьедестал для идолов и нечто вроде ящика для сокровищ.

В глубине на ровной площадке находились остатки какого-то сооружения, где, согласно поверьям, отдыхает Аскель — дух, хранящий сокровища. Индейцы подозрительны и недоверчивы, а потому они часто переносят в другие места свои символы традиций и веры.

Из Пикачос сюда привезли знахаря Анисето-Чето, который должен был вылечить Хервасио. Знахарь отнесся к нам очень недружелюбно. И когда мы, осмотрев своих лошадей, пасшихся в укромной ложбине, вернулись к пещере, он запретил нам входить в нее. Хервасио рассказал ему, какую мы оказали услугу индейцам, и тогда восьмидесятилетний знахарь позволил нам находиться в пещере. Вначале он отвергал нашу помощь, когда делал перевязки раненому. Но постепенно изменил к нам отношение. А через несколько недель уже доверял тайны черной магии:

— Если лентяй будет носить с собой косточки указательного пальца покойника, то станет трудолюбивым и угодным женщинам.

— Если хочешь стать невидимкой — убей черного кота и жабу; сожги их в безлунную полночь и натри кожу сажей. Твоя кожа так пропитается сажей и дымом, что ты станешь невидимкой.

— Когда захочешь погубить кого-нибудь, то постарайся увидеть во сне, что даешь ему пить. Как только тебе это приснится, тот упадет замертво.

Мы бродили с ним по лесу, отыскивая корни, кору, листья и плоды целебных растений. Однажды мы захотели отдохнуть под гигантским деревом. Но знахарь почему-то вдруг страшно разволновался и оттащил нас от этого дерева. Затем он объяснил, что тень от него вызывает неизлечимые язвы. Осторожно, стараясь не испачкаться в ядовитом соке и не входить в тень дерева, он сорвал большой плод, разрезал его ножом и извлек бобовидные семечки. В небольшой дозе они — превосходное слабительное, а большая вызывает смертельный понос. В тени этого коварного дерева не растет трава, под ним не пробегают животные, птицы облетают его стороной. Когда мы возвратились в пещеру, Чето произнес:

— Ахааумуа?^[28]

— Ахей уакате натуси^[29],— ответил Хервасио, словно вздыхая.

Полил дождь. Чето и Хервасио разговаривали на языке кора, а другие индейцы дремали с открытыми глазами, рассевшись вдоль пещеры. Я и Рамон сидели у входа в нее и смотрели на струи дождя.

Чето подошел к нам, поправляя завязанный под подбородком расшитый фигурами оленей плащ. Мы покуривали и смотрели на дождь. Он попросил закурить, и мы угостили его. Чето достал кукурузный лист, скрутил папироску, заклеил ее слюной и выпустил струю дыма. Вдруг он заговорил о спрятанных сокровищах индейцев. Это было так неожиданно и настолько противоречило его мудрой сдержанности, что мы сразу почувствовали подвох.

— Почти в каждой пещере в этих горах есть сокровища, — говорил знахарь. — Бумажных денег нет. Бумага гниет, а зарытое в землю серебро со временем приобретает ценность золота.

Мы поняли, что нам ставят ловушку. Старик хорошо знал белых и метисов, алчущих сокровищ, и хотел испытать нас. Мы молчали, равнодушно устремив свои взоры на завесу дождя, который с каждой минутой припускал все сильнее.

По-детски настойчиво он продолжал:

— Огненные знаки показывают, где хранятся деньги, много денег. А также камни, покрытые надписями… Если хотите, я скажу…

— Не хотим, — отрезал я с напускной горячностью, — потому что это сокровища твоих братьев, а камни принадлежат богам.

Мой ответ запал ему в сердце. Он долго еще курил и сплевывал, курил и сплевывал. Потом вернулся в пещеру и заговорил о чем-то с индейцами. Я был твердо уверен, что говорили о нас. С тех пор индейцы стали считать нас настоящими друзьями.

XVI

Мы идем, идем, идем. Горная цепь Найар с вершинами Синалоа, Дуранго, Сакатекас, Халиско. Идем, идем. Я не могу даже сказать, что было справа и слева от дороги. Одна мысль владела мною: только идти. Идти и идти.

Однажды кто-то из индейцев, заметив, что я делаю записи, спросил:

— Зачем чертишь воду?

— Это не вода, а бумага.

— Все равно. Разве не знаешь, что бумага гниет, а вечны только камни. Почему не чертишь на камнях?

Уичоли, кора и тепеуаны — около десяти тысяч обездоленных, надеющихся стать снова людьми. Сомбреро из пальмовых листьев, плащи, украшения и босые ноги. Они сеют, охотятся, ловят рыбу, курят, пьют маисовую водку и мескаль. Они рыдают и поют (весело или печально, кто знает?), под дождем, во мраке ночи или под лучами солнца, возле поверженных, но все еще могущественных идолов.

— И было так, что земля, небо, светила и звезды составляли одно целое — большое, крепкое и плотное. Боги и люди были равноправны. Вода, земля, огонь стихийно и мудро сочетались для того, чтобы служить этому единству. И было так, что все были счастливы в те времена, когда ночной мрак братался с солнечным светом, а зимний холод с летней жарой. И было так…