На суше и на море 1963 - [20]

— Это лебеди, — сказал Молчанов.

Лебеди летели с севера. Цепочка белоснежных крупных птиц, подрумяненных светом зари, показалась из-за ажурных вершин березняка, в котором скрывались Юрий и Галя. Медлительно взмахивая могучими крыльями, они скользили над землей, уже погрузившейся в сумерки. Трубные голоса птиц звучали неподражаемо, словно они с грустью прощались с привольными родными местами, оповещали все живое о неотвратимо надвигавшихся холодах. Сердце Гали тоскливо сжалось. Она не могла объяснить, что поразило ее больше — красота ли воздушных странников, или воспоминания о легендах, с которыми всегда связывают люди лебедей, как единственных живых существ, способных уходить из жизни с песней о любви.

Глава восьмая

Роман не впервые думал о своей несуразной жизни. Что он видел? Охота, скитания по тайге в поисках добычи, курные зимовья или замызганный полог накомарника над головой. Вечно в нестиранном, небритый. Если подвезет когда, все равно денег надолго не хватало: до первой поездки в райцентр. А там — пьяный кутеж, женщины, которых и в лицо-то не всегда упомнишь. Налетело, прошумело, с грохотом, с треском пронеслось, и снова тайга.

«Эх, не думал, что по-другому жить можно, — с досадой размышлял Роман. — Чем Молчанов лучше меня? Только тем, что учен да язык подвешен лучше? А липнет девка к нему, не оторвешь».

Не впервые сравнивал он себя с Молчановым, внимательно присматривался к сопернику и с досадой замечал его превосходство. Конечно, если бы дело касалось охоты, рыбалки, тайги, тут Романа никто не обошел бы. Но разве это сейчас решает? Жизнь прошла мимо Романа стороной, и что он может рассказать о ней интересного? Как убить зверя да обвести вокруг пальца приемщика пушнины? Какой девушке это интересно?

В палатке Роман долго ворочался, не мог заснуть. Он прислушивался к храпу мужчин, сонному бормотанию Гали, которая лежала с краю, через одного от него, в спальном мешке. Видно, снились девушке счастливые сны, потому что она вдруг засмеялась. Много бы отдал Роман за одно проявление доверчивости, только за право тихо приласкать эту непокорную диковатую девчушку. Пусть бы она просто лежала головой на его руке, и ничего больше…

Не заметил Роман, как явь стала путаться со сновидениями. Будто идет он с Галей рука об руку по берегу озера, и вода перед ними тихая, гладкая, как зеркало, и плывет к ним издали пароход. Белый, красивый. А они идут и идут, и так хорошо обоим.

… Утром, чуть свет, он поднялся и стал готовить завтрак. Занимался ясный день, и пока не разгулялся ветерок, надо было успеть пройти озером к устью Ольджикаиа, где у подножия сопки стоял домишко старика Дабагира.

Обследовать крупнейшее озеро Приамурья на простых лодках нечего было и думать. Для этого не хватило бы ни сил, ни времени. Буслаев знал это и предусмотрительно с одного из контрольных пунктов связи дал телеграмму в Хабаровск с просьбой подбросить на Чукчагир подвесной мотор, бензин и кое-что из продуктов.

А пока они плыли, придерживаясь низкого заболоченного берега. Резиновые лодки подвигались плохо, отставали от бата, а тут еще поднялся, правда, небольшой, но настойчивый северо-западный ветерок и стал относить лодки к середине озера. Справиться с ним не было никакой возможности. Легкие надувные лодки гнало по ветру. Оставалось пересечь озеро, положившись на волю ветра, а там — что будет. Посреди озера маячили островки. В случае опасности можно было пристать к тому, который окажется поближе. Островки были большие и малые, покрытые густым лесом. Один из них напоминал полузатонувший островерхий шлем. Каково же было удивление Буслаева, когда на вопрос, как называется этот островок, Дабагир ответил:

— Шапка Мономаха.

— Откуда такое название? Что негидальцы могли знать о Мономахе?

— Раньше на Чукчагире русская рыбалка была. Русские говорили: Шапка Мономаха. Наши люди, тоже так называй. Озеро хорошее, — говорил Дабагир. — Русские рыбу ловили, негидальский колхоз ловил, всем хватало. Потом колхоз на Амгунь переселили. Русские тоже ушли. Один я на озере жить остался. Одному плохо жить — скучно. Летом в район ездил. К секретарю ходил. Просил, пусть земляки обратно на озеро возвращаются.

— Вот, Степан Фомич, — обратился Буслаев к Скробову, — еще один казус.

— По-моему, правильно.

— Что правильно? — недоуменно спросил Буслаев.

— Переселение, — ответил Скробов. — Ну какой прок от какого-то маломощного колхоза? На Чукчагире ли, на Амгуни, все равно дохода от него не жди» Уж лучше пусть живут поближе к районному центру.

— Но это же значит не учитывать жизненных интересов коренного населения, — возразил Буслаев. — Люди обживали таежные массивы…

— Условия везде одни.

— Ну, не скажите! В Хабаровском крае они особые. Тут и промыслы, и влияние летних паводков, и транспортные связи. В нашем крае где попало ставить поселки нельзя. Недаром, когда шло заселение Амура русскими, губернатор Муравьев-Амурский сам выбирал места для переселенцев.

— Э, батенька мой, зачем эти экскурсы в историю? — горячился Скробов. — Ну скажите, к чему здесь, на Чукчагире, деревня? Что здесь делать? Рыбу ловить? Охотиться? Так пошлите зимой сюда несколько бригад, и они обловят все озеро.